— Вы умеете проводить ритуал изгнания? Какому богу вы служите?
«Звенящему, малыш. Видно, что зелёный совсем — был бы хоть малость опытный, по ауре высек бы, что я родилась без капли дара. Тем лучше.»
— Я служу Гарроту, но пусть тебя это не волнует, ритуал я проведу как надо.
Она показала кулон посвящённой, он нахмурился:
— Это бог воровства.
— Прибыли, а не воровства. Хитрости и деловой хватки, например. И вот тебе моя хитрость — я плачу тебе золотой сейчас и десять золотых после того, как получу деньги от магистрата. А ты за это идёшь со мной в замок Ху и отвлекаешь призрака, пока я накрываю поминальный обед и вот это вот всё. Идёт?
Монах задумался, повздыхал и сказал:
— Двадцать.
— На что смиренному монаху такие деньги?
— Хочу сделать подарок учителю. Есть одна книга, она стоит двадцать пять, пять у меня уже есть.
— Идёт. На держи аванс, — она достала монету и подбросила повыше, он поймал и сжал в кулаке. Она встала и указала глазами на дырку в крыше: — Смотри дальше. А после заката приходи к западной калитке дворца Ху, я тебя там встречу. И захвати всё ритуальное.
— У нас нет ритуалов, только молитвы и сосуд, — он указал на маленькую банку с пробкой, которую носили на поясе все монахи, хотя мало кто за всю жизнь хоть раз пользовался.
— Отлично. Всё, давай, жду после заката.
***
Закат был такой красный, как будто боги там друг друга перерезали и вытерлись облаками. Солнце плющило бок о далёкие холмы, раскалённое и уставшее. А госпожа археолог стояла в тени ворот, проверяя экипировку и подтягивая шнурки на боках — похудела.
«Ещё бы не похудеть, с такой жизнью. Чёрт, заберу сокровище и рвану на юг, буду нежиться в банях, в окружении смуглых массажистов и услужливых виночерпиев.»
Монах пришёл когда солнце уже село, весь красный и смущённый, торопливо извинился за опоздание и пролепетал что-то о наставнике и наказании за подглядывание.
«Монах из тебя не очень, малыш.
Эх, юность, вроде так недавно, а такая пропасть между ней и настоящим. Всё казалось таким интересным и непонятным, так будоражило. А теперь уже всё понятно и нихрена не интересно, одна усталость.»
— Эй, пацан. Ты массаж делать умеешь?
— Я на восьмом году. А когда его учат?
Она махнула рукой:
— Не важно, забудь. Полюбуйся лучше закатом, вряд ли ты ещё такой увидишь.
— У нас здесь часто такие закаты. Говорят, к буре.
— Ага. Пойдём.
Она помнила дорогу и повела его к пруду прямиком, дворец начал играть в свои игры сразу же — небо стемнело и потеряло цвет, под ногами зашелестели листья, в тени между обломками статуй мелькнула чёрная прядь, подождала, пока мальчик заметит, и мигом умножилась в тысячу раз, устремляясь к нему.
Монах побледнел и замер, волосы собрались в клубок прямо перед ним, вытянулись вверх и развернулись из витой чёрной спирали в белый шёлк рукавов и подола. Из-под длинной чёлки выглянуло белое лицо, губы улыбнулись и раскрылись, обнажая тонкие иглы зубов.
Ки Рэн встала между ними, одной рукой придержала монаха за рукав, а второй щёлкнула девушку пальцем по лбу:
— Так, ну-ка ша! У нас был договор. Сначала твоя часть, потом моя.
Прекрасная Ху Мэй спрятала зубы и отвернулась, Ки Рэн предостерегающе крикнула:
— Бобами в затылок хочешь? У меня много.
Девушка обернулась, окинула её усталым взглядом и сказала:
— Иди за мной, — поднялась в воздух и медленно полетела над дорожкой, развевая за собой волосы и шёлк подола.
Ки Рэн взяла очарованного монаха за локоть и потащила следом. Они прошли через высохший сад, потом по широкой дороге мимо практически целого дворца, оставили справа ещё один сад, укрытый стеклянным куполом и густой паутиной, и вышли к дальней стене.
«Семейный склеп? Так тривиально. Хотя, все там прячут свои секреты, чем семья Ху лучше?»
Широкие медные двери открылись сами, внутри зажглись тусклые факелы у дальней стены, Ху Мэй полетела туда, они вошли следом.
И медные двери захлопнулись.