– Да я ни разу даже не встречалась с герцогиней!
– Ну и что? Все равно она наверняка была на тебя в обиде.
– За что же, скажи на милость? Если что-то и было, то я давно от этого освободилась.
Перси придержал лошадь и повернулся к ней.
– Ты уверена?
– Абсолютно, уж поверь.
Он улыбнулся и поехал дальше.
– Дело не в том, чтобы я поверил, дорогая.
– А кто? Ты имеешь в виду сплетников?
– И их тоже.
– Перси, ты говоришь загадками.
– Если бы дело было только в сплетниках, то я знаю выход.
– Какой?
– Выходи за меня. Это заткнет им рот, ведь так?
Френсис с удивлением взглянула на Перси. Тот смотрел прямо перед собой, утопив подбородок в высоком воротнике.
– Ты меня разыгрываешь.
– Конечно. – Он хохотнул. – Я хотел, чтобы ты улыбнулась. Такая хорошая погода, а ты хмуришься. – Он пустил коня в галоп, и Френсис поскакала следом.
Это действительно шутка? – размышляла позже Френсис. Но он никогда всерьез не помышлял о женитьбе! И все-таки не надо было над ним потешаться. Где ее прежняя тактичность? А все из-за герцога Лоскоу, чтоб ему пусто было!
Глава пятая
К двум часам пополудни следующего дня, когда ландо его светлости подкатило к Коррингам-хаусу, Френсис уже успела успокоиться. В строгом платье она ожидала визитеров в гостиной.
– Его светлость герцог Лоскоу, – громогласно объявил Грили, и не успел он договорить, как герцог вошел и, широким жестом сняв шляпу, шаркнул ногой. Френсис чуть не засмеялась, но в той же манере присела в глубоком реверансе.
– Ваша светлость.
– Миледи, к вашим услугам.
– А где леди Лавиния? – На какой-то миг Френсис подумалось, что он приехал один, и у нее перехватило дыхание, но она тут же взяла себя в руки.
– Она осталась в ландо, все равно нам сейчас ехать.
– Тогда пошли.
Высоко держа голову, Френсис проследовала к ландо с гербами Лоскоу на каждой дверце.
– Я взял на себя смелость попросить мистера Тернера быть нашим гидом, – проговорил Маркус, беря Френсис под локоть и помогая ей ступить на подножку. – Он нас встретит в Академии. Надеюсь, вы не против?
Великий Джозеф Тернер[1] самолично будет их гидом! Просто не верится! Впрочем, если ты герцог Лоскоу, все возможно.
– Конечно, не против. Это большая честь, и я надеюсь, леди Лавиния многое почерпнет у этого мудрого человека, – отозвалась Френсис, усаживаясь рядом со своей ученицей.
Маркус сел напротив так, что его колени почти касались колен Френсис. Вид у нее был совершенно неприступный. Ну ничего, он постарается растопить лед; хотя зачем ему это, он и сам не мог понять.
Карета тронулась. Маркус улыбнулся, глядя на Френсис, ее губы дрогнули в ответной улыбке, но глаза остались настороженными, словно у маленького зверька, которого хотят погладить. Неужели до сих пор не простила его? Но если так, то почему согласилась давать уроки? Ради денег? А может, здесь что-то другое? Может, она хочет отомстить ему, помучить его? Если так, она скоро поймет свою ошибку – мучиться его не заставишь.
Дорога заняла всего несколько минут. Они вышли у пешеходной дорожки перед входом в Академию. За дверью их ожидал мистер Тернер.
Это был пожилой человек, невысокий, смуглый, с острыми темными глазами. На нем был мешковатый фрак и старомодные черные бриджи. Пальцы были испачканы в краске, словно он только что оторвался от одного из своих шедевров.
– Вы уже решили, что именно хотите посмотреть, ваша светлость? – спросил он, когда Маркус представил дам.
– Да нет, оставляем это на ваше усмотрение.
Они ходили из зала в зал, рассматривая портреты, пейзажи и натюрморты голландских, бельгийских и итальянских живописцев. Мистер Тернер рассказывал о достоинствах каждого полотна, об истории их создания. Его пояснения были глубоки и содержательны, и Френсис ловила каждое слово.
Наконец в одном из залов на верхнем этаже художник задержался перед двумя ее собственными картинами, удостоенными чести быть выставленными в Академии.
– Это полотно носит название “Осень”, – сказал он, указывая на одну из них. – Заметьте, прекрасное изображение листьев, желтых, золотых, красновато-коричневых, тут представлена вся осенняя палитра. Глядя на картину, как будто ощущаешь витающий в воздухе запах увядания. А взгляните, с каким мастерством передан ветер, как клонятся ветви, как клубятся облака, предвещающие бурю.
– А кто автор? – спросил Маркус, уже догадавшись по манере письма.
– Это некая графиня Френсис Коррингам, – прочел мистер Тернер, близоруко всматриваясь в подпись. – Некоторые считают это полотно лучшим, но большинство предпочитает вот это. – Он показал на зимний пейзаж. – Вероятно, вы заметили, вид тот же самый, но только глубокой зимой. Земля укрыта снегом, внимание зрителя привлекают следы какого-то зверя…
– Лисы, – не удержалась Френсис. С веселым удивлением она поняла, что художник не расслышал ее имени во время знакомства и не знает, кто она.
– Да-да, – согласился мистер Тернер. – Лисица пробежала меж деревьев, и ее следы исчезают вдали. Замечательное владение перспективой и внимание к деталям. Безветренно, царят покой и тишина.
– Откуда вы знаете, что там тихо? – неожиданно спросила Лавиния. – Может, лисица где-то тявкает.
Гид, недовольный тем, что его прервали, бросил на девушку строгий взгляд.
– Сама картина – олицетворение тишины.
– Ну конечно! – засмеялась Лавиния. – Краски и холст звуков не издают!
– Лавиния, – одернул ее отец, – ты ведешь себя неприлично.
– Значит, вы считаете, что живопись нема? – обратилась к девушке Френсис.
– Конечно!
– Человек должен почувствовать это вот здесь. – Художник прижал руку к груди. – Живописец, создавая картину, вкладывает в нее свою душу, и его душа говорит.
– И что же она вам говорит? – с улыбкой спросил Маркус.
– Картина говорит о холоде и смерти, но и о возрождении тоже. Даже в смерти есть красота, а в подснежниках, которые мы видим под деревьями, таится обещание новой жизни. Всего неделю назад их здесь не было, через неделю их уже не будет, они исчезнут вместе со снегом, и тогда весна, торжествуя, расцветит этот пейзаж. То же самое происходит и в нашей жизни.
– Неужели я хотела все это сказать? – прошептала Френсис, оборачиваясь к Маркусу. Губы у него дрогнули.
– Судя по всему, так и есть, – ответил он шепотом и громко спросил: – А весеннего пейзажа нет?
От ее зимнего пейзажа действительно веет холодом, подумал он про себя, как и от нее самой. За все время, что они медленно ходили по залам, она не произнесла и десятка слов и ни разу не улыбнулась. Маркусу вдруг ужасно захотелось весны, возрождения новой жизни, нового начала. Боже правый, в самом ли деле именно этого он хочет?
– Увы, нет, – ответил мистер Тернер. – Возможно, художник пишет его сейчас.
– Жаль, хотелось бы посмотреть.
– Пойдемте дальше, – Френсис стало неловко.
– Очень хорошо. – С этими словами мистер Тернер двинулся в другой зал. – Давайте посмотрим английских мастеров.
Они полюбовались полотнами Ромни, Лоренса и Констебла, постояли перед картинами Джорджа Стаббса с изображением лошадей, на короткое время привлекшими внимание Лавинии, посмотрели портреты сэра Джошуа Рейнолдса, Коутса и Гейнсборо, уличные сценки Уильяма Хогарта, чьи образы походили скорее на карикатуры, чем на живых людей.
– Какой ужас! – не удержалась Лавиния при виде пьяной матери, бросающей вниз головой своего ребенка. – Бедный малыш!
– Ну, теперь вы убедились, что картины говорят? – с улыбкой обратилась к ней Френсис.
Маркус засмеялся.
– Подловила тебя, Винни, твоя учительница.
– И вовсе нет, ничего они не говорят, а вот думать заставляют. Но если у этого художника не извращенное воображение, а такие вещи случаются на самом деле, то зачем их рисовать? Зачем вызывать у зрителя отвращение?