– Только я не могу пойти в этом костюме. – Маркус кивнул на свой цилиндр и на черный вечерний сюртук. – Надо заехать домой переодеться.
– Мне кажется, тебе вообще ни к чему туда ехать. Если Пул тебя увидит…
– А я замаскируюсь. В детстве мы с братом частенько переодевались в старые тряпки, которые разыскали на чердаке, и разыгрывали шарады.
Вот так и получилось, что, когда Лавиния, слышавшая, как приехал отец, а через полчаса снова хлопнула входная дверь, выглянула в окно, она увидела, что от дома удаляется какой-то работник. Если бы не походка, она бы вообще не узнала отца, тем более что работник вдруг сгорбился и захромал. Теряясь в догадках, Лавиния вернулась в постель и пропустила момент, когда отец вернулся.
Спустившись к завтраку, она застала отца на его месте.
– А графиня была уверена, что ты встанешь раньше меня, – заметил он с улыбкой.
– Она же не знала, что ты вообще не будешь ложиться.
– С чего ты это взяла?
– Я слышала, как ты пришел и снова ушел.
– Я уходил ненадолго, надо было встретиться с одним приятелем.
– Мы поедем кататься?
– Нет, нам пора в Коррингам-хаус. Может, завтра.
– Но у меня сегодня нет настроения ни рисовать, ни позировать.
– Все равно поедем, нас ждут.
– Ты возишь меня туда, просто чтобы сбыть с рук.
– Глупости! – Маркус ужасно устал, и ему совершенно не хотелось спорить со строптивой дочерью. – Ты же знаешь, – начал он примирительно, – если б мог, я проводил бы с тобой больше времени, но у меня важное дело…
– По ночам.
– Хватит, Винни. Чувствую, я дал тебе слишком много свободы. Дети, и особенно дочери, не имеют права допрашивать родителей, чем они заняты, – это неприлично и свидетельствует о недостатке воспитания. Мне надо, чтобы в свете ты была на высоте, то есть умела себя вести, знала, когда надо промолчать, и обучилась танцам, музыке и рисованию. – Маркус допил кофе и встал. – Ну, одевайся, нам нельзя опаздывать.
Лавиния пошла к двери, бормоча что-то про вежливость королей. Маркус улыбнулся. Эта девчонка – чистое наказание, но он любит ее.
Френсис ужасно хотелось отменить сегодня визит Маркуса и его дочери, но она знала, что не сделает этого. Необходимо держать себя в руках, оставаться в глазах людей уравновешенной и благоразумной вдовой, какой ее все считают.
Позавтракав, она поднялась в мастерскую, приготовить все к уроку. Надо занять Лавинию чем-то интересным, пока она будет заканчивать портрет. Пока что получалось нечто заурядное, при внешнем сходстве с оригиналом в портрете не хватало жизни, внутреннего огня.
Огонь. Это слово употребил Маркус, говоря о ней самой. В ней действительно тогда горел огонь, огонь любви, который она не старалась и скрывать.
Послышались удары дверного молотка, и Френсис застыла. Вот Грили идет к двери, приветствует визитеров, вот он неторопливо поднимается по лестнице…
– Леди Стенмор, миледи.
Он не приехал! Лавиния одна! Френсис почувствовала облегчение и разочарование одновременно.
– Лавиния, как вы точны! – проговорила она, улыбаясь.
– Меня папа привез, а он никогда не опаздывает. Просил извиниться, что не остался, говорит, у него срочное дело. Он потом за мной заедет.
– Тогда давайте начнем. – Френсис напустила на себя деловой вид. – Что раньше – урок или позирование?
Лавиния пожала плечами.
– Мне все равно.
– Ну, тогда займемся портретом. Садитесь. Через несколько минут стало ясно, что ничего не выйдет. И тут Френсис осенило.
– Подождите минутку! – Она побежала на кухню и вытащила из коробки кролика. Лапка у него уже срослась, скоро надо будет выпустить его на свободу, а пока пусть послужит. Френсис внесла кролика и положила девушке на колени.
– О, так он жив-здоров! – восторженно воскликнула Лавиния. – А я боялась, вы послушаетесь отца и кролика уже съели.
– Но я же обещала! Эндрю приедет – непременно захочет его увидеть. Подержите его, хорошо?
Больше не пришлось делать девушке замечаний. Она сидела спокойно, поглаживая кролика и ласково что-то ему бормоча. Животное словно понимало, что она говорит, и не вырывалось. Френсис нанесла первый мазок.
Через час, около одиннадцати, Грили сообщил о приходе графа Коррингама. Френсис не хотелось прерываться – Лавиния никогда еще не позировала так хорошо, да и с портретом что-то стало получаться. Но сидеть целый час – этого достаточно. Френсис принялась мыть кисти.
– Скажи, я сейчас спущусь.
Грили вышел, а Френсис, попросив Лавинию отнести кролика на место и закончить задание, которое она дала ей на прошлой неделе, направилась в гостиную, где ее ожидал Джеймс.
При ее появлении он расшаркался.
– Обратите внимание, мэм, я явился по вашему приказанию как послушный сын.
– Но зачем надо было дожидаться приказания? – с улыбкой заметила Френсис, кивая ему на кресло и садясь напротив. – Я ведь знаю, ты крупно задолжал.
– Как ты узнала?
– Не имеет значения. Это правда?
– Ну, джентльмен всегда в долгах, ты же понимаешь. Уж такова природа этого шельмы.
– Объясни, как можно быть таким транжирой, ты же должен всему свету! В чем причина? Карты… или… сам знаешь что?
Джеймс вздохнул.
– И то, и другое. Но я выберусь.
– Как? Будешь и дальше играть? Но это же путь в никуда, Джеймс. Я тебя предупреждала. Сколько ты должен?
Джеймс пожал плечами.
– Сам точно не знаю.
– Ну хоть примерно.
– Карточных расписок где-то тысячи на две, да еще полтысячи…
– Что?!
– Знаете, мэм, когда играешь, кажется, что вот следующая взятка все покроет. И опять проигрыш.
– Кому ты еще должен? Торговцам?
– Ну, хорошо бы уплатить в первую очередь карточные долги, а торговцы подождут. Я не заплатил Уэтсону за сюртук и Тетерсолу за гончую. Потом еще Рандэллу и Бриджу за драгоценности…
– Которые я видела на шее у мисс Фрэнке, если не ошибаюсь.
– Ну да, я же должен что-то дарить.
– Джеймс, ты что, подписал обязательство, что уплатишь, как только получишь наследство?
– А что тут такого? – Джеймс встал и начал хо-дить по комнате. – Графский титул я уже получил, а в конце года войду в права наследства, это всем известно.
– Если ты будешь и дальше так продолжать, то к тому времени от твоего наследства ничего не останется! Что ты тогда будешь делать?
– Ну, все не так плохо. – Джеймс остановился против Френсис. – Мне просто нужна некоторая сумма, чтобы они не толклись у меня под дверью.
– В который уж раз прошу тебя – не обращайся к опекунам, они и так упрекают меня, что я слишком к тебе снисходительна. Но где я возьму почти три тысячи фунтов?
– Ой, да не все так плохо. Ты же кучу денег получаешь за свои картины, особенно с тех пор, как герцог Лоскоу стал твоим покровителем. У тебя же целая очередь на портреты.
– Но мне же не платят вперед.
– А ты скажи герцогу, пусть даст тебе аванс.
– Ты что, это невозможно! – в ужасе вскрикнула Френсис.
– Гордость не позволяет? – Джеймс ухмыльнулся. – Очень мы независимые, да? А ведь все знают, что он увивается за тобой…
– Это неправда, и я была бы тебе благодарна, если б ты не повторял сплетни. Мало ли что говорят?!
– Кстати, не только это. В свете ходят слухи, что от него сбежала любовница, прихватив с собой их общего ребенка, и он теперь прочесывает Лондон, ищет ее…
Френсис была так ошеломлена, что потеряла дар речи. Она помнила, что ей сказала Лавиния по поводу ночных отлучек герцога. Дескать, он разыскивает, наверное, свою сбежавшую любовницу. Она решила тогда, что речь идет о какой-то интрижке, но ребенок!..
– Что за выдумки!
– Никакие это не выдумки. Один тип случайно услышал, как он рассказывал про это своему другу, ну и выболтал другим.
– Ну, так стоит ли мисс Фрэнке того, чтобы ради нее залезать в долги?