– И куда же? – Тут Маркус обратил внимание на ее простецкое серое платье и вспомнил, что Фэнни была как раз в нем, когда он спасал ее на Ковент-Гарден. Неужели ей вздумалось познакомить Лавинию с изнанкой Лондона?
– Мы с графиней ездили в приют, – вмешалась Лавиния. – Было очень интересно, я и представления не имела…
– Тебе и не надо иметь, – сердито оборвал Маркус, – это неподходящее место для тебя.
– Почему? Если оно подходит для графини Коррингам, то что плохого может там случиться со мной? Я сделала несколько набросков наподобие тех, что в мастерской у графини. Знаешь, там был один мальчик, который мне жутко кого-то напоминает, только не могу вспомнить кого.
– Не мели ерунды, Лавиния! Ты там никого не можешь знать. Иди к себе в комнату, я поговорю с леди Коррингам, а потом решу, как быть с тобой.
Девушка послушно направилась к двери, на прощание присев перед графиней в реверансе.
– Леди Лавиния не виновата, – ровным тоном произнесла Френсис, – вы слишком резки с ней.
– Я имею право разговаривать с собственной дочерью, как пожелаю, мадам. – Маркус понимал, что Фэнни права, и от этого ему захотелось схватить ее за плечи и трясти, трясти. А потом обнять и поцеловать. – Одно мне ясно – вы не можете служить ей примером благонравного поведения. Вы слишком долго были самостоятельной, и я жалею о том, что доверил ее вам.
– О чем вы говорите? Сиротский приют, конечно, не лучшее место в городе, но там чисто и дети ведут себя пристойно. – Френсис запнулась. Маркус, казалось, совсем ее не слушал, он перелистывал альбом Лавинии. – Но я искренне сожалею, что мы задержались так поздно. Просто там возникла проблема с одним ребенком…
– С этим? – Он протянул альбом.
На рисунке, очень неплохом, был изображен малыш лет трех, взъерошенный, очень бедно одетый, с четко очерченными бровями и яркими глазами. На лице играла широкая проказливая улыбка.
– Нет, не с этим, тот постарше. А этого я вроде бы никогда прежде не видела, но…
– Что “но”?
– Он мне кого-то напоминает.
– Он из вашего приюта?
– По-моему, нет. Разве что недавно поступил… Хотя это маловероятно, приют переполнен.
– Тогда каким же образом Лавиния его нарисовала?
– Ну, у ворот крутились какие-то дети… – Френсис помедлила, ожидая очередного взрыва возмущения, но Маркус задумчиво разглядывал рисунок. – Это важно?
– Нет, нет, – поспешно ответил Маркус. Этот малыш похож на него, хотя он совсем маленький… Он дал себе слово перевернуть все вверх дном и отыскать своего сына. И он сделает это.
– Тогда извините, мне надо идти, у меня назначена встреча. – Френсис набрала полную грудь воздуха. – Мне очень жаль, что я вызвала ваше недовольство, ваша светлость. Вы, без сомнения, найдете кого-нибудь другого для занятий с вашей дочерью. Она слишком талантлива для меня, ей нужен кто-то более знающий.
– Ерунда! Я сам решаю, кто должен обучать мою дочь. Все остается по-прежнему, но только я не желаю, чтобы Лавиния куда-то с вами ездила без меня. – Что, если муж миссис Пул находился где-то поблизости и узнал Лавинию? Он же может попробовать отыграться на ней.
– Ну, знаешь, Маркус Стенмор, с меня хватит! – наконец не выдержала Френсис. – Может, ты и герцог, но я в жизни не встречала такого самоуверенного и напыщенного типа, как ты! Неужели ты никогда не совершаешь ошибок? Не делаешь ничего такого, о чем потом жалеешь?
– Частенько, – произнес он тихо.
– И никогда не извиняешься?
– Почему же… Ты думаешь, я должен попросить у тебя прощения?
– Нет, но когда перед тобой извиняются, надо по крайней мере принять извинения. Я же сказала, что сожалею, или, может, мне надо в ноги тебе упасть?
Маркус внезапно рассмеялся.
– Нет, вот этого не надо. Я принимаю ваши извинения, миледи, и, со своей стороны, тоже прошу у вас прощения. – Помедлив, он добавил: – Вы как-то говорили о перемирии. Пусть у нас будет перемирие.
– Хорошо.
– Тогда я завтра привезу Лавинию. Френсис повернулась и увидела над камином картину. Женщина в роскошном платье, очевидно, мать герцога, сидела в кресле, держа на коленях малыша лет трех, наверное, Маркуса. У Френсис екнуло сердце – он как две капли воды был похож на мальчика, которого нарисовала Лавиния, только, конечно, был чистенький и прекрасно одет.
Это ничего не значит, говорила Френсис сама себе по дороге домой. Вполне возможно, что Лавиния просто бессознательно скопировала малыша с картины, которую видит постоянно. Но вот Маркус был явно потрясен. А что, если Лавиния, сама того не зная, нарисовала его внебрачного ребенка?
Но что делал этот малыш среди трущоб, в лохмотьях? Маркус, каков бы он ни был, наверняка обеспечил бы свою бывшую любовницу и ее дитя. Может, женщина сама его бросила?
К той минуте, когда коляска остановилась у дома, Френсис уже не сомневалась – она сама постарается побольше разузнать о мальчике.
Наутро Френсис появилась на Монмаут-стрит, когда дети завтракали. Засучив рукава, она стала разносить овсянку и хлеб с маслом, внимательно вглядываясь в каждое детское лицо. Но мальчика, которого рисовала Лавиния, среди них не было.
– Все дети здесь? – поинтересовалась она у миссис Томас. – Никто не заболел, не остался в постели?
– Все здесь, мэм.
Выходило, что загадочный малыш не из приюта. Может, он живет неподалеку? И где его мать?
– Странное дело, – заговорила миссис Томас, – но вчера вечером какой-то мужчина задал мне тот же вопрос. Не джентльмен, но по лицу видно, что знавал лучшие дни. Он показал мне листок, на котором был нарисован маленький мальчик, и спросил, не видела ли я его. Я сказала, что нет, не видела. Мне это как-то не понравилось. С ним еще был здоровый малый, он стоял, не раскрывая рта. Ох, не к добру это.
Это был, конечно, герцог. Значит, он все-таки разыскивает своего внебрачного сына.
– Миссис Томас, если вдруг увидите этого мальчика, узнайте, где он живет, и пошлите за мной, хорошо?
Вернувшись домой, Френсис быстро переоделась и причесалась. Вскоре объявили о приходе герцога с Лавинией.
Френсис присела в реверансе.
– Ваша светлость.
– Миледи, к вашим услугам, – ответствовал тот, склоняя голову. – Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
– Спасибо, хорошо. А вы?
– Как огурчик – так говорит ваш внук.
Френсис улыбнулась. Дурное настроение, владевшее им вчера, вроде испарилось, он был вежлив и улыбчив, но выглядел бледным и усталым. Френсис стало его жалко.
– Прошу, присаживайтесь.
Лавиния села и, наверное вспомнив наставления отца, выпрямила спину и сложила руки на коленях. Френсис чуть не прыснула, вызвала лакея и приказала принести чай, потом повернулась к Маркусу.
– Итак, милорд, – начала она, решив сразу взять быка за рога, – что вы надумали?
– Надумал? Насчет чего?
– Насчет занятий леди Лавинии.
– Они будут продолжаться. Я же сказал это еще вчера.
– И я вольна действовать по своему разумению?
– В тех пределах, о которых я говорил вчера. А почему вы спрашиваете?
– Лучше сразу расставить все точки над “i”, вы не считаете?
– Конечно.
– А ужин?
– Кого приглашать в свой дом, вам решать, графиня.
– И вы позволите Лавинии присутствовать?
– Я же сказал.
– Ладно, тогда мы сегодня допишем приглашения. – Френсис с улыбкой посмотрела на Маркуса. – В вашем присутствии нет необходимости, обещаю, мы никуда не пойдем, разве что в сад.
– Я вернусь через два часа, – произнес он, вставая.
Когда Маркус исчез за дверью, Френсис вздохнула с облегчением.
– Ой, он такой смешной, когда старается быть вежливым, – заметила Лавиния.
– Он очень сердился?