Я выглянула из-за полиэтиленовой шторы, придерживая ее у груди.
— Выметайся, Трэвис.
Он посмотрел на меня, его губы были в пене от пасты.
— Я не могу лечь в кровать, не почистив зубы.
— Если ты подойдешь к этой шторе ближе, чем на два шага, я выколю тебе глаза пока ты спишь.
— Я не буду подглядывать, Пташка, — он усмехнулся.
Я ждала под водой с крепко скрещенными на груди руками. Он сплюнул, прополоскал и сплюнул снова, и затем дверь закрылась.
Я смыла с кожи мыло, высушилась настолько быстро, насколько возможно, и затем натянула футболку и шорты, нацепив очки и пройдясь расческой по волосам.
Я нанесла ночной увлажняющий крем, принесенный Трэвисом, на глаза и ничего не могла поделать с улыбкой. Он был внимательным, и почти милым, когда хотел.
Трэвис снова открыл дверь.
— Поторопись, Пташка! Я здесь состарюсь!
Я кинула в него расческой, и он увернулся, закрывая дверь и смеясь на всем пути в комнату. Я почистила зубы и прошаркала в коридор, проходя мимо комнаты Шепли.
— Спокойной ночи, Эбби, — произнесла Америка в темноте.
— Спокойной, Мэри.
Я замялась перед тем как два раза постучать в дверь Трэвиса.
— Заходи, Пташ. Тебе не надо стучать.
Он открыл дверь, и я вошла, заметив черную железную кровать, стоявшую параллельно окнам на дальней стороне комнаты.
На стенах не было ничего, кроме одинокого сомбреро над изголовьем кровати.
Я наполовину ожидала, что его комната будет в постерах с едва одетыми моделями, но я не заметила даже рекламы пива. Его кровать была черной, ковер серым, все остальное-белым. Выглядело будто бы он только переехал.
— Милая пижама, — сказал Трэвис, заметив мои желтые в клетку шорты, и серую футболку Восточного Универа.
Он сел на кровать и похлопал по подушке рядом с ним.
— Ну, давай. Я не кусаюсь.
— Я не боюсь тебя, — произнесла я, подходя к кровати и кидая учебник по биологии рядом с ним
— У тебя есть ручка?
Он кивнул в сторону тумбочки.
— Верхний ящик.
Я потянулась через кровать и открыла ящик, обнаружив три ручки, карандаш, тюбик с гелем, и чистую стеклянную чашку, переполненную презервативами различных марок.
Возмущенная, я схватила ручку и захлопнула ящик.
— Что? — спросил он, переворачивая страницу моего учебника, — Ты ограбил больницу?
— Нет.
— А что?
Я сняла колпачок с ручки, не в силах сдержать тошнотворное выражение на лице.
— У тебя пожизненный запас презервативов.
— Лучше защита, чем сожаление, верно?
Я закатила глаза.
Трэвис вернулся к учебнику, кривая улыбка заскользила на его губах. Он прочитал для меня записи, выделяя ключевые моменты, когда задавал вопросы и терпеливо разъяснял то, что я не могла осилить.
Через час я сняла очки и потерла глаза.
— Я выдохлась. Не могу больше запомнить ни одну макромолекулу.
Трэвис улыбнулся, закрывая мою книгу.
— Ладно.
Я умолкла, не уверенная в наших спальных договоренностях.
Трэвис вышел из комнаты и прошагал в коридор, что то пробормотав в комнате Шепли перед тем как включить душ. Я откинула покрывала и затем натянула их до шеи, слушая сильный напор воды, бегущей по трубам.
Спустя десять минут вода выключилась, и пол заскрипел под шагами Трэвиса.
Он прошел по комнате в полотенце, обернутом вокруг бедер.
У него были татуировки по разным сторонам груди, и рисунки с узорами покрывали его широкие плечи.
На правой руке черные линии и символы спускались от плеча к запястью, на левой-татуировки заканчивались у локтя строчкой на внутренней стороне предплечья.
Я специально повернулась к нему спиной в то время как он встал напротив шкафа и скинул полотенце, чтобы натянуть боксеры.
Погасив свет, он забрался на кровать рядом со мной.
— Ты тоже спишь здесь? — спросила я, повернувшись, чтобы посмотреть на него.
Полная луна за окнами бросала тень на его лицо.
— Ну да. Это моя кровать.
— Я знаю, но…
Я замолкла.
— Единственный вариант для меня это диван или кресло.
Трэвис усмехнулся и покачал головой.
— До сих пор не доверяешь мне? Я буду вести себя лучшим образом, клянусь, — произнес он, подняв пальцы таким образом, что я была уверена, бойскауты никогда не использовали.
Я не спорила, а просто отвернулась и положила голову на подушку, подворачивая покрывала таким образом, что образовался барьер между ним и мной.
— Спокойной ночи, Пташка, — прошептал он в мое ухо.