— И дело не в женоненавистничестве или чем-то таком.
Он наклонил голову.
— Пташка, перестань, я не это имел ввиду. Мы все хотим увидеть тебя. Вот о чем я говорю.
— Ты не сказал им о нас… так ведь? — я произнесла это самым обвинительным тоном, на который была способна.
Он на мгновение забеспокоился, а потом покачал головой.
— Отец спросил бы из-за чего, а я не готов говорить с ним об этом. Мне бы не хотелось услышать напоминание о том, насколько я бестолковый. Пташка, пожалуйста, приходи.
— Мне надо будет поставить индейку в шесть утра. А нам надо бы вернуться сюда к пяти…
— Или мы могли бы остаться там.
Мои брови взметнулись вверх.
— Ни за что! И так довольно плохо, что мне придется врать твоей семье и притворяться, что мы все еще вместе.
— Ты так говоришь, будто я прошу тебя поджечь себя на костре.
— Ты должен был сказать им!
— Я скажу. После Дня Благодарения… Я скажу им.
Я вздохнула, отведя взгляд.
— Если ты пообещаешь мне, что это не очередной трюк, чтобы я вернулась к тебе, то я приеду.
Он кивнул.
— Обещаю.
Я увидела искру, промелькнувшую в его глазах, хотя он и старался скрыть ее. Стараясь не улыбнуться, я сжала губы.
— Увидимся в пять.
Тревис наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, его губы задержались на моей коже.
— Спасибо, Пташка.
Америка и Шепли встретили меня в дверях столовой и мы вошли вместе. Я выдернула приборы из держателя, а затем бросила свою тарелку на поднос.
— Что с тобой, Эбби? — спросила Америка.
— Я не поеду с вами завтра, ребята.
У Шепли отвисла челюсть.
— Ты пойдешь к Меддоксам?
Глаза Америки метнулись ко мне.
— Ты что???
Я вздохнула и протянула деньги кассиру.
— Я пообещала Треву, что пойду, когда мы летели в самолете, и он рассказал всем им, что я буду.
— Скажу в его защиту, — начал Шепли, — что он на самом деле не думал, что вы, ребята, разойдетесь. Он думал, что ты вернешься. Было уже слишком поздно, когда он понял, что все серьезно.
— Это все фигня, Шеп и ты это прекрасно знаешь, — вскипела Америка. — Ты не должна идти туда, если не хочешь, Эбби.
Она была права. Не то чтобы у меня не было выбора. Но я не могла так поступить с Тревисом. Даже если бы ненавидела его. А это не так.
— Если я не поеду, он будет вынужден объяснять почему я не появилась, и я не хочу испортить его День Благодарения. Они все возвращаются домой, думая, что я буду там.
Шепли улыбнулся.
— Ты им действительно нравишься, Эбби. На днях, Джим разговаривал о тебе с моим отцом.
— Отлично, — пробормотала я.
— Эбби права, детка, — сказал Шепли. — Если она не приедет, Джим проведет весь день изводя Трева. Нет смысла портить им праздник.
Америка обняла меня за плечи.
— Ты все еще можешь поехать с нами. Ты больше не с ним и не должна продолжать спасать его.
— Я знаю, Мер. Но так будет правильно.
Солнце пригревало дома снаружи, а я стояла перед зеркалом, расчесывала волосы, и думала, что я справлюсь с нашей с Тревисом аферой.
— Это всего лишь на один день, Эбби. Ты справишься. — сказала я, глядя в зеркало.
Притворство никогда не было проблемой для меня; но может стать, пока мы притворяемся, и это меня беспокоило. Когда Тревис подбросил меня после обеда, мне пришлось принять решение. Решение, искаженное напускным счастьем, которое мы изобразим для его родных.
Тук-тук.
Я обернулась и посмотрела на дверь. Кары не будет дома весь вечер, и я знала, что Америка и Шепли уже в дороге. Понятия не имею, кто это может быть. Я положила расческу на стол и пошла открывать дверь.
— Тревис, — выдохнула я.
— Ты готова?
Я подняла бровь.
— Готова к чему?
— Ты сказала заехать за тобой в пять.
Я скрестила руки на груди.
— Я имела в виду пять утра.
— Ох, — сказал Тревис, выглядя разочарованным. — Думаю, я должен позвонить папе и сказать ему, что мы все-таки не останемся на ночь.
— Тревис! — завопила я.
— Я взял машину Шепа, так что нам не нужно будет мучиться с сумками на мотоцикле. Дома есть свободная спальня, которую ты можешь занять. Мы можем посмотреть фильм или…
— Я не останусь у твоего отца!
Его лицо помрачнело.
— Окей. Я, эм… Увидимся утром.
Он сделал шаг назад и я закрыла дверь, прислонившись к ней. Во мне бурлили эмоции и я раздраженно вздохнула. Разочарованное лицо Тревиса было еще свежо в моей памяти, когда я открыла дверь и вышла, увидев, как он медленно бредет по коридору и набирает номер телефона.