Неужто возвращаться в Шерборн, дождаться Дрейка и рассказать ему, куда поехал Эдмунд? Но что, если муж нескоро приедет, а Майкл уже кинулся на поиски ее и детей? Кроме нее, никто не знал, в каком направлении Эдмунд увез детей. Она просто не могла бросить их.
Собрав волю в кулак, Эйлин повернула лошадь назад, откуда приехала. Было несколько мест, где можно было спрятаться, но деревянный мост подходил для этих целей лучше всего. Она вспомнила, что ей пришлось ждать, целую вечность, спрятавшись за холмом, пока экипаж не пересек мост и не скрылся за поворотом. Под мостом на берегу реки можно было легко спрятать лошадей. Эдмунд не мог уйти с кормилицей и двумя младенцами пешком. Их наверняка ждали лошади. Однако проследить их путь от моста будет довольно трудно.
Переполненная молоком грудь болела, и Эйлин знала, что к этому времени малыши уже плачут от голода, так как у кормилицы, которую она наняла для близнецов, не хватит молока, чтобы досыта накормить двух голодных детей. Эдмунд сделал ошибку, когда взял с собой именно эту кормилицу. Маркизу тревожила мысль о том, что может случиться, если непрерывный крик младенцев выведет похитителя из терпения.
От холода пальцы рук и ног онемели, и Эйлин казалось, что она больше их не чувствует. Зубы стучали, а ноги болели так, что она боялась, что будет не способна встать на них, когда придется слезть с лошади. Правда, маркиза совсем не была уверена, что сумеет спуститься на землю. Она бы совсем забыла о еде, если бы не боль в желудке. Но голодать ей приходилось не один раз.
По щекам Эйлин покатились слезы, когда она, добравшись до моста, поняла, что не знает, куда ей ехать дальше. Преследуя экипаж, она повернула за ним налево, но ведь он мог поехать в двух других направлениях – или по течению реки, или же просто через поле. Усталость охватила Эйлин, ей хотелось слезть с лошади и свернуться калачиком на теплых, как ей казалось, досках моста.
Она понимала, что не в силах двигаться дальше, но упрямство заставило ее повернуть лошадь вниз, к изрытой следами колес дорожке, ведущей в долину, к роще. Слабый луч света виднелся сквозь голые ветки. Значит, неподалеку деревенский дом. Там она могла бы найти пристанище на ночь, а утром снова продолжить поиски.
Темнело, и Эйлин старалась не потерять из виду дорожку, поросшую колючим кустарником. Ей казалось, что она сбилась с пути, но продолжала упорно ехать на свет, то теряя его из виду, то вновь видя вдалеке.
Когда Эйлин подъехала к приземистому охотничьему домику, ни одна собака не залаяла в ответ на ее приближение. Где-то в глубине дома мерцала свеча, и не было больше никаких признаков жизни. Не было слышно ничьих голосов, вокруг стояла густая мертвая тишина. И вдруг она услышала тихий плач младенца.
Радость охватила ее: она нашла их. Маркиза осторожно подъехала к поваленному дереву и с невероятным усилием слезла на землю. У нее болело все тело, даже те места, которые, как она полагала, болеть не могут. Ноги подгибались, и Эйлин ухватилась за дерево, чтобы не упасть. Так она стояла некоторое время, пока не пришла в себя. Кожа на ее заледеневших руках сильно потрескалась, но сейчас маркиза не обращала на это ни малейшего внимания. Она нашла своего сына.
Эйлин осторожно обошла дом, стараясь найти вход в него. Пустые темные окна казались в сумерках чьими-то злыми глазами, которые неотрывно наблюдали за каждым ее движением. Она зашла за угол дома и обнаружила, что под одним из окон обрушилась кладка и образовался небольшой холмик из камней. Но источник света она так и не нашла.
Эйлин сквозь подошву своих тонких туфель чувствовала под ногами каждый камень, и когда она наступила на очередной острый булыжник, то едва сдержалась, чтобы не закричать. Пальцы ног пульсировали от боли каждый раз, когда она спотыкалась, но Эйлин все-таки добралась до задней части дома и, почувствовав запах дыма, увидела отсветы пламени, освещающие грязный дворик позади дома. Местом, где собрались обитатели, оказалась крошечная кухня.
Задерживая дыхание, маркиза поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть в окно. Сначала она не увидела ничего, кроме грубого стола и костра в большом, но ветхом и почти осыпавшемся камине. Младенец все еще кричал где-то в дальней комнате дома, и она даже подумала, что Эдмунд, возможно, оставил их одних. Но надежда растаяла как дым, когда кузен ее мужа вошел в кухню, чтобы помешать угли в камине.
Вдруг чьи-то грубые руки обхватили за талию и понесли отбивающуюся и кричащую маркизу через черный ход.
Когда кучер бросил свою разъяренную ношу на холодный каменный пол, Эдмунд нахмурился. Разглядывая свою пленницу, толстый слуга плюнул на ладони, а затем медленно потер их одну об другую.
– Она подсматривала в окно, сэр. Теперь я пойду к лошадям, – сказал он и, приподняв шляпу, шаркая, пошел к двери.
– Проклятая назойливая сука! – выругался Эдмунд и зло уставился на Эйлин. Она поднялась с пола и окоченевшими руками попыталась поправить свои юбки. Ее растрепанные темно-рыжие волосы свисали на бледное лицо, и если бы он был суеверен, то мог бы поклясться, что эти серебристого цвета глаза прокляли его. – Вы все испортили!
Эйлин, держась за стол и нетвердо стоя на ногах, пронзила Эдмунда испепеляющим взглядом.
– Где мой сын? – резко спросила она.
Эдмунд недоуменно уставился на нее:
– Вы что, не понимаете, что натворили?
– А мне все равно. – Эйлин говорила серьезно. В тот момент она знала только одно: Ричард плачет, и единственное, чего ей хотелось, – это быть рядом с ним.
Высокий и чужой для нее человек, преграждавший сейчас дорогу, был для нее не больше чем просто помехой на пути. Только ярость в его темных глазах заставляла слушать его.