Выбрать главу

Аманда колебалась, не зная, что и ответить. А потом решила, что ни за какие коврижки не признается девочке, и солгала:

— Его ложно обвинили в преступлении и повесили за то, чего он не совершал. Он был плантатором и настоящим джентльменом. Но, — добавила Аманда, решив сказать хоть немного правды, — много лет назад он был офицером на британском флоте.

Ариэлла притихла, и Аманда поняла, что она что-то напряженно обдумывает. Какая странная девочка! Дочь де Уоренна наконец-то нарушила молчание:

— Почему вы не рады тому, что скоро увидите свою маму? Это потому, что ваш папа умер?

Аманда остановилась как вкопанная. Сейчас ей хотелось стукнуть любопытного ребенка, сующего нос не в свои дела, но она заметила, что де Уоренн наблюдает за ними с квартердека. И заставила себя улыбнуться:

— Я счастлива, что скоро встречусь со своей матерью. Последний раз мы с ней виделись, когда я была младше тебя.

Сказав это, Аманда почувствовала, как внутри все предательски сжалось. Если бы только она могла быть уверена, что мама будет вне себя от радости, когда ее увидит!

— Правда? — Ариэлла улыбнулась, но вдруг вспомнила о чем-то и погрустнела. — А моя мама умерла. Ее убили, когда я родилась.

Теперь настал черед Аманды проявить любопытство:

— Она была принцессой?

Глаза Ариэллы изумленно распахнулись, и она рассмеялась:

— Нет. У иудеев нет королевских особ.

— Она была еврейкой? — отозвалась Аманда, безмерно удивленная. Ну конечно, она ведь встречала евреев прежде — как-то она была на Кюрасао, этот остров был населен главным образом евреями. Отец говорил, что евреи перебрались туда много лет назад, из Испании.

— Папа влюбился в маму, и у них появилась я. Но это было запрещено, поэтому князь Берберии приказал ее убить. А вы знаете, где находится Берберия?

Аманда в растерянности смотрела на девочку. Она не могла не чувствовать сострадания к ребенку, но была и очень встревожена, узнав, что де Уоренн любил ее мать. Если Ариэлла пошла в нее, эта женщина была очень красива.

— Так знаете?

— Да. — Аманда потянула девочку за руку, и они продолжили свою прогулку по палубе.

— А папе вы тоже нравитесь, — вдруг выпалила Ариэлла.

Аманда споткнулась на ровном месте:

— Что?

Ариэлла улыбнулась ей:

— Он все время смотрит на вас и краснеет. Обычно он никогда не краснеет, кроме тех случаев, когда вы находитесь в комнате.

Аманда не верила своим ушам:

— Сомневаюсь, что кто-нибудь или что-нибудь может заставить твоего отца покраснеть.

— Вы заставляете его краснеть. Я видела, это было утром, когда мы вышли из дома, а еще он краснел на катере.

— Было слишком жарко, — с раздражением бросила Аманда. Ей не хотелось обсуждать Клиффа де Уоренна с его избалованной дочерью, у которой было слишком живое воображение и которой нравилось читать взрослые книги. К этому моменту они уже целиком обогнули палубу, приблизившись к левому борту, и теперь стояли недалеко от предмета их беседы.

— Мне стало намного лучше. Я хочу прилечь, — зевнув, сказала Ариэлла.

Она повернулась, выпустив руку Аманды, и толкнула дверь капитанской каюты.

Аманда не возражала: она была уверена в том, что Ариэлле позволено ходить взад и вперед по судну, туда, куда ей заблагорассудится. Аманде же категорически запрещалось входить в каюту отца без стука — он частенько принимал там проституток. Аманда всегда считала, что все отцы одинаковы, но теперь она начинала убеждаться в том, что де Уоренн относился к своим детям совсем по-другому, не так, как отец — к ней. Отца никогда не беспокоило то, что Аманда не умеет читать, он никогда не обнимал и не баловал ее так, как де Уоренн Ариэллу.

Между тем девочка уже понеслась в каюту. Аманда не могла больше сдерживать свое любопытство. Она сделала шаг в глубь каюты и теперь могла украдкой оглядеть личную комнату капитана, притворяясь, будто следит за его дочерью, как и обещала.

В интерьере каюты преобладал красный цвет. Стены были выкрашены в темный оттенок оранжево-красного цвета, на полу лежали три алых ковра — один тибетский, один китайский и еще один, изысканный, тонкий обюссонский. Аманда разбиралась в этом и понимала разницу — ковры, которые они с отцом награбили за эти годы, были самой ценной их добычей. У стены стояла огромная кровать из черного дерева с четырьмя толстыми, искусно вырезанными стойками. Балдахин был сделан из красной с золотом парчи, кровать застелена простыней из красного шелка. Золотисто-красные подушки с бахромой и большими пышными кисточками лежали у огромной передней спинки кровати.