У Милли упало сердце. Она так надеялась, что они с Чезаре вместе вернутся на виллу и скажут обо всем Филомене.
Но она не станет капризничать: в конце концов, у Чезаре огромный бизнес и он из тех, кто увлечен своей работой, а Филомена должна окрепнуть как следует, прежде чем займется приготовлениями к свадьбе.
— Хорошо, — сказала Милли, чокаясь бокалом с Чезаре, — за наше тайное обручение!
— Но это ненадолго, обещаю. — Чезаре подцепил на вилку немного салата и поднес к ее рту. Милли сделала то же самое — и все успокоилось, пока Милли, потянувшись, чтобы достать аппетитный кусочек лобстера, не перехватила взгляд Чезаре, устремленный на ее полуобнаженную грудь.
Положив вилку на стол, он что-то пробормотал по-итальянски, встал и потянул Милли за собой.
— Ну все, всякому терпению есть предел.
И они оказались в спальне.
Даже сквозь затемненное окошко было видно, что извилистая улица, по которой они ехали, неопрятна и замусорена, и Милли впервые стало тревожно на душе.
Проснулась она счастливой, чувствуя во всем теле истому после чудесной ночи. Чезаре принес на подносе завтрак и, присев на краешек кровати, стал завтракать вместе с ней. Потом погладил ее по обнаженному плечу.
— Меня ужасно тянет к тебе, просто не хочется уходить.
— А ты и не уходи, — ответила Милли. Отодвинув поднос в сторону, она потянулась к Чезаре всем телом и, нисколько не смущаясь, дернула вниз его спортивные трусы.
Ну а остальное, как говорится, ясно и без слов.
А потом они полежали, приходя в себя.
Чезаре ушел в гостиную, Милли, одеваясь, слышала, как он говорит что-то по телефону, и ни о чем не могла больше думать, кроме предстоящей встречи с сестрой.
И вот теперь они ехали по грязной улочке, и Милли все больше тревожилась. Словно почувствовав ее настроение, Чезаре накрыл ладонью ее руку.
— Не беспокойся, cara. И не давай ей запугивать или дурачить тебя. Просто скажи про маму, про то, что у меня есть неопровержимые доказательства ее мошенничества, а остальное предоставь мне. Обещаю тебе, я не стану обращаться в полицию.
— Спасибо, — прошептала Милли. — Я знаю, она это заслужила, но…
— Она твоя сестра, вы близнецы, и между вами тесная связь, — договорил он за Милли. — Я понимаю, только очень сомневаюсь, что она чувствует то же. — И, прежде чем Милли смогла напомнить о том, как Джилли в детстве защищала ее, Чезаре сказал: — По-моему, мы приехали.
Машина остановилась перед плотно закрытой дверью, рядом с которой за мутным стеклом виднелись цветные фотографии фривольно одетых девушек в соблазнительных позах. Под каждой стояло имя. Среди них была и Джасинта Ле Бухард.
Чезаре помог Милли выйти из машины и, наклонившись к переднему окну, что-то сказал водителю. Тот кивнул и достал газету.
— Пойдем. — Чезаре взял Милли под локоть, и они пошли по неопрятной дорожке. — Я оставлю тебя наедине с ней на двадцать минут, максимум на полчаса, потом войду. Провожу тебя до аэропорта, а сам полечу в Лондон, — деловым тоном проговорил Чезаре. У него было такое чужое лицо, что Милли смогла лишь пробормотать:
— Спасибо.
Ей вдруг показалось, будто между ними разверзлась пропасть, что он специально отдаляется от нее. Наверное, увидев, до чего докатилась Джилли, он заколебался, стоит ли вообще связываться с ее сестрой, не говоря уж о женитьбе.
Мысль эта была такой страшной, что Милли решительно тряхнула головой, отбрасывая ее, и последовала за Чезаре по выщербленным каменным ступеням и дальше по длинному коридору.
Он остановился перед покрытой облупившейся краской дверью, на которой была пришпилена карточка «Джасинта Ле Бухард», и, не глядя на Милли, нажал на кнопку звонка. Его губы презрительно сжались, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Джилли — в ярком кимоно с драконами, растрепанная, с открытым от удивления ртом.
Чезаре, поворачиваясь, скользнул по Милли непонятным взглядом, и она, бледнея, смотрела, как он торопливо идет по коридору, словно ему не терпелось поскорее убраться из этого места.
Может, ему вспомнилось, как она его обманывала, и он ставит ее вровень с сестрой, дескать, обе одинаковы?
Милли повернулась к сестре. На ее неприветливом лице еще оставались следы вчерашнего макияжа, что было совсем не свойственно прежней блестящей Джилли.
— Можно войти? — спросила Милли, вспомнив, зачем сюда пришла.
Вместо ответа Джилли развернулась, пересекла маленькую прихожую и раздвинула занавеску из бус. Милли пошла следом, оставив входную дверь открытой — на всякий случай.