Ее глаза окинули его, теперь уже без раздражения и без боязни. Он слегка не в себе, слегка юн, с избытком романтик, и следует заключить, что не желает ей вреда. Он вежлив, вроде бы даже простоват. И потому она не без улыбки кивнула:
— Да.
— Ага, так я и думал. Дама-волшебница. Жуть! — Он откинулся в кресле, улыбаясь во весь рот. Улыбалась и она. Шла забавная игра. И ничем ей не угрожающая, ведь сидят они, как-никак, в самолете. С этим незнакомцем больше она уж не увидится. Стюардессы скорехонько проводят ее наружу, едва они прилетят в Нью-Йорк, и будет она вновь в безопасности, в надежных руках. А подзаняться этакой игрой с незнакомцем — милое дело. Теперь-то она припомнила его и тот вечер. Когда охватило ее чувство совершенного одиночества и заставило выбежать из дома, усесться на сбегающих по склону холма ступенях. Подняв глаза, она тогда заметила его и, прежде чем он мог бы настичь ее, удалилась под покров сада. Перебирая это в памяти, она заметила, что Алекс снова наклонился к ней. Шутливо спросил:
— А трудно быть волшебницей?
— Временами.
Ему послышался некоторый акцент, впрочем, уверенности в том не было. И тогда, убаюканный мирностью затеявшейся игры, решился он спросить:
— А волшебница вы американская?
— Нет. — Хоть и выйдя за Джона Генри, она ощущала свою принадлежность Франции и Испании. А сейчас не считала рискованным продолжать беседу с Алексом, который, похоже, взялся разглядывать набор колец на пальцах ее рук. Догадалась, что именно его интересует, и решила, что ему нелегко дастся выяснение желаемого.
Ей внезапно захотелось не рассказывать ему о себе, не быть миссис Джон Генри Филипс, хоть не надолго. Побыть бы чуточку просто Рафаэллой, совсем молоденькой девушкой.
— Вы мне, волшебница, не сказали, откуда же вы. — Он уже не разглядывал ее пальцы. Решил, что кто она ни будь, но состоятельна, и еще почувствовал облегчение, не обнаружив гладкой золотой полосы на соответствующем пальце. Стал строить догадки, что у нее, наверное, богатый отец, и этот старик устроил ей нелегкую жизнь, отчего, видимо и плакала она там, на ступенях, где он впервые ее увидал. Или же она развелась. Но, правду сказать, его это и не занимало. А занимали ее руки, ее глаза, ее губы, и та сила, что влекла его столь явственно. Он чуял это даже на расстоянии, и все в нем стремилось быть ближе к ней. Уж и так был он близко к ней, но понимал, что коснуться ее нельзя. Можно только продолжить начатую игру.
А Рафаэлла теперь не таила улыбки. В два счета они превращались чуть ли не в приятелей.
— Я из Франции.
— Да ну? Там и живете?
Она в ответ мотнула головой, став почему-то более сдержанной.
— Нет, живу я в Сан-Франциско.
— Так я и думал.
— Да? — она взглянула на него удивленно и весело. — Как вы догадались? — спросила с полнейшей простотой. Но в глазах читалось, что она себе на уме. Манера вести беседу подсказала ему, что не очень-то ей приходилось сталкиваться с широким грубым миром. — А похоже, что я из Сан-Франциско?
— Непохоже. Просто у меня догадка, что вы здесь живете. А с удовольствием?
Она неспешно кивнула, но бездонная печаль вернулась ее взгляду. Вести с ней беседу — все равно что вести корабль сквозь неспокойные воды, и нет уверенности, когда грозит тебе сесть на мель, а когда опасность отступает и можно мчать на всех парусах.
— Мне нравится Сан-Франциско. Хотя с некоторых пор я редко выбираюсь в город.
— Вот как? — Он побаивался спросить всерьез, отчего она редко выбирается именно с некоторых пор. — Что же тогда занимает ваше время? — Его голос своей мягкостью ласкал ее, и она повернула к нему глаза, расширенные пуще прежнего.
— Я читаю. Запоем. — Тут она улыбнулась и поежилась, словно смутясь, слегка покраснев, отвела взгляд, вновь посмотрела на Алекса и спросила:
— А вы чем занимаетесь? — Сочла себя очень смелой, коль задает несколько личный вопрос сему незнакомцу.
— Я адвокат.
Она кивнула со спокойствием и улыбкой. Ответ ей понравился. Всегда ей юстиция казалась интригующей, и пожалуй, это как раз подходящая работа для такого человека. По ее догадке, они приблизительно одного возраста. В действительности же он был на шесть лет старше нее.
— И вам нравится такая профессия?
— Очень. А вы, что вы делаете, волшебница, помимо чтения книг?
Сперва ей захотелось было сказать, с оттенком иронии, что она нянька. Но это показалось ей незаслуженно жестоким по отношению к Джону Генри, поэтому последовала пауза, Рафаэлла лишь покачнула головой, сказав: