Больше всего его восхищали зрители. Когда он был в Найроби на Всеафриканском театральном фестивале, реакция сопереживания его просто потрясла. Нигде и никогда он ничего такого не видел, и уж тем более в местном театре, мимо которого он сейчас проходил. Но теперь, спустя полтора десятка лет, он обнаружил, что нынешние юные мало чем отличаются от детей Африки, они точно так же воют, свистят и топают на концертах своих кумиров.
Да, он до сих пор не женат, ему понятна тоска матери по внукам. Он словно затормозил, нарушил поступательное движение ее жизни, размеренной, запланированной от начала и до конца. Внес коррективы в давно и не ею сверстанные планы женской жизни.
Как, впрочем, и отец, ушедший в небытие раньше срока.
Но что он, Шурик, как называла его еще бабушка, мог поделать, если не встретил женщину, с которой хотел бы прожить остаток жизни? А если нет такой вообще?
Были разные, были даже африканские дамы, но то — экзотика, риск. Он объяснял себе, что только так можно проникнуть в глубь этнографической культуры народа. Ну он и проник. Все то же самое, кроме цвета, ухмыляясь рассказывал Саша своему приятелю, тому самому, который запел американскую песню про ветер в кукурузе после бутылки виски.
В принципе жизнь везде одна и та же, понял Александр Игнатьевич. Только по неведению или по наивности люди ищут какие-то внешние проявления одной и той же сути. Искать надо внутри себя, он давно это понял.
Когда он об этом задумался? Наверное, все-таки в момент потрясшего его открытия: африканская драма — это же переделанная древнегреческая! Тут же в голове возникла строчка дурацкой студенческой песенки — «переводим мы любовь с итальянского». Точно! А еще с китайского, японского… А они — обратно…
Школа, в которой учился Решетников, стояла на тихой улочке, и он с удовольствием шагал сейчас по тенистой аллее, ведущей прямо к кованым железным воротам.
Народ уже толпился, тетеньки и дяденьки, молодые люди и совсем юные девчушки и парнишки, пестрая толпа, смешение стилей, возрастов, социальных слоев. Дело в том, что праздновали не только юбилей их выпуска, но и юбилей самой школы.
«Ну, хорошо, мамочка, как скажешь, — мысленно пригрозил настырной матери Шурик. — Сейчас я буду присматриваться, хотя заранее знаю — никого я здесь не найду».
Он едва успел отскочить, когда мимо него пронеслась легковушка, он оторопело посмотрел ей вслед, потом на свою светлую штанину и выругался. Подумать только, в сухой день, когда нет ни луж, ни дождя, этот идиот окатил его грязью. Ну, погоди…
Решетников стиснул кулаки и направился к машине, которая резко затормозила у школьных ворот.
— Я тебе сейчас покажу, джигит! Ты у меня выучишь правила вождения!
Он остановился как вкопанный, когда из машины показались две ноги в крошечных черных туфельках. «У женщины должна быть маленькая нога, — слышал он постоянно, пока рос. — Вот смотрите, как у меня». И мать выходила в большую гостиную в самых изящных туфельках, которые она только могла раздобыть в городе. Они с отцом были теми зрителями, которым полагалось оценить красоту женской ножки.
Ножка была маленькая, точнее, ступня, отметил Саша. Следом из машины показались стройные лодыжки, он с интересом ожидал, какие будут колени. Они тоже появились, вполне изящные, отметил он, а потом, сантиметров этак на двадцать выше, подол черненькой узкой юбочки.
Он забыл о своей штанине, с интересом ожидая, что увидит дальше.
Длинные пальцы отвели край дверцы, они были без лака на ногтях, но с хорошо сделанным маникюром, тонкое запястье… Что-то мелькнуло у него в голове. Рука… Длинные пальцы на его животе… Его бросило в жар.
Затем каблучки уперлись в асфальт, и из машины появилась…
Она?
Эта стройная женщина в стильном, отлично сшитом черном костюме, со светлыми волосами до плеч…
Макуха! Рита Макеева?
Имя и фамилия — словно выстрел в мозгу.
5
С раннего утра у Риты Макеевой была совершенно другая жизнь. События развивались так, что она вполне могла бы и не попасть на встречу.
Рано утром, когда Рита пыталась досмотреть сон, а главное, его запомнить — недавно она купила сонник Миллера и по утрам ради интереса выясняла, что ей наснилось, — ее разбудил телефонный звонок. Причем звонок мобильника, номер которого знали немногие.