— Тебе потрясающе идет длинноворсовый мех. — Он не мог отвести глаз от шубки из рыси, в которой она только что снималась. Она объясняла зрителям разницу между тем, как мех должен лежать в изделии для носки и как — в изделии для украшения интерьера. — Ты придешь в этой шубке ко мне?
— Среди лета? Это как — нормально? — Рита почувствовала, что в ее голосе слышно раздражение, даже досада.
— Но наше лето — как зима в Италии.
— А мы разве в Италии? — сказала Рита, чтобы прервать его, потому что заметила блеск в глазах Алика, который ей не понравился.
— Между прочим, я прекрасный фотограф. Я сделаю такой кадр… Ты на диване, на тебе шубка…
— А под ней ничего, да? — Глаза ее зло блеснули.
— А ты жестокая, Макеева.
— Я жесткая. Потому что костистая, — попыталась она отшутиться, вспомнив просьбу Захара Петровича не бить его ниже талии.
— Ты не костистая, а когтистая, — поправил он все еще игривым тоном. Потом, уже нормальным голосом, сказал: — Слушай, я могу тебя сейчас заснять. — Он приподнял «Никон», который болтался у него на шее.
— Нет, нет, нет. Не надо. Ни в коем случае. — Ритина рука взметнулась вверх — раскрытой ладонью она словно отстраняла его от себя.
— Но почему ты боишься? Мы с тобой старые знакомые.
— Дело не в этом. Я просто не люблю фотографироваться.
— Правда? Ты не любишь разглядывать свои старые фотографии? Смотреть, какая ты была ребенком, школьницей, девушкой, совсем молодой женщиной…
Вот как! Молодой женщиной! А сейчас она уже не молодая, вроде него, да?
Рита поняла намек, но решила не заметить его. Нс доставлять такого удовольствия.
— Я их рву…
— О, а вот это уже интересно. Помощь психиатра не нужна?
— Ты хотел сказать, психотерапевта, да?
— Какая разница! В общем, того, кто постигает наши души и их врачует.
— А что, он тебе здорово помог? — Рита почувствовала, как все в ней ощетинилось.
— Ну, ты и язва, — хмыкнул Алик, но не отступал. — Неужели ты и сына не снимаешь? Нс отчитываешься перед его отцом о том, как растет сынишка?
Рита шумно вздохнула и не нашла ничего лучшего, чем сказать простую фразу:
— Не твое дело.
Она отвернулась от дивана на гнутых ножках из рога и поймала себя на странном чувстве.
Что это за чувство? Зависть? К кому? К Алику? Или к мужчинам вообще, которые могут вот так, как он, смотреть на нее, как будто все женщины — это пока еще не купленные рабыни. Словно кто-то свыше им позволил испытывать такое чувство. А она, женщина, вынуждена сопротивляться, перечить, изводить словами, насмешками, пытаясь встать на одну доску с ними. На их доску. А они и не думают становиться на одну доску с женщиной.
Внезапно двери зала широко раскрылись, и на пороге, появилась Даниэла Ранцой собственной персоной.
Она, как всегда, выглядела необыкновенно стильно: на сей раз на ней были бежевые брюки из тонкой шерсти, слегка расклешенные и с манжетами, бледно-зеленый приталенный пиджак из прекрасно выделанной замши, черные ботинки на шнурках, а на плечи наброшен большой шарф в тон брюк. На голове неизвестно как держалась кепка-таблетка, по цвету и фактуре совпадающая с шарфом. С плеча свисала черная плоская кожаная сумка. Даниэла всегда напоминала Рите подвижную юркую соболюшку.
— Ого! Кого мы ви-идим! — пропел Захар Петрович и медведем двинулся на гостью. Облапил ее так, что девушку уже не разглядеть.
— Вы ее прямо как рябинку, хотите заломать, да? Вы же самый настоящий Потапыч, а не Петрович, ворчала Рита, подходя к «скульптурной группе».
— Но это ведь моя любовь, — расплылся в улыбке Захар Петрович.
Он выпустил наконец гостью из лап, и Рита с Даниэлой поцеловались. От гостьи пахло любимой Ритиной туалетной водой.
— Ты снова вся в «Зеленом чае», — втянула носом воздух Рита, отводя за ухо прядку волос.
— Да. На сей раз я тебя зову на чай, — быстро пролепетала по-немецки Даниэла.
Рита поморщилась:
— Не так быстро, пожалуйста. У меня давно не было практики.
— Сейчас попрактикуешься, — ухмыльнулся Захар Петрович. — Попробуй-ка вкрути ей насчет рысьих денежных глаз.
Рита не обратила внимания на его бурчание, она хотела понять, на какой чай ее приглашает гостья.
— Так ты… говоришь о духах «Зеленый чай» от Элизабет Арден?
— Да, да. Я тебе привезла их в подарок. Понимаешь?
Рита порозовела:
— Спасибо, дорогая. — Потом хитро посмотрела на гостью и проговорила: — А какой я тебе приготовила подарочек. Творческий выверт! Точнее, творческо-коммерческий.