— От себя в первую очередь я скрывала.
— А зачем ты их скрывала от себя?
— Я думала, таких чувств у меня не должно быть. К тебе.
— Почему? Ты ведь была маленькая женщина?
— Тогда, пожалуй, я еще не была вообще женщиной. Тогда я считала себя чучелом с глазами.
Он засмеялся.
— Готовилась стать таксидермистом.
Она фыркнула, всеми силами сдерживаясь, чтобы не задрожать.
— Да нет, это вышло само собой. Но глаза у меня были, как я теперь понимаю, словно галька, что ли. Не светоотражающими, как у рыси… которые украли. Они у меня не блестели, правда?
— Сияния я на самом деле не видел в твоих глазах, когда ты училась в школе. Но в этот раз… я увидел… — Он помолчал, словно собираясь признаться в чем-то необычайно важном. — Это сияние было очень заметно. У тебя сейчас, — он приподнял ее голову и сам наклонился, — глаза не как гальки, а как камни, которые стоят немало…
— Да что ты говоришь… — Она снова фыркнула. — Знаешь, у меня однажды возникла мысль, — торопливо говорила Рита, — если бы у меня было много-много камней, я бы попробовала из них сделать картины, изобразить зверей… Я видела такие однажды в нашем музее.
— А вот в Африке все ходят по камням. Можно покупать горстями.
— Натуральные?
— Ну, как тебе сказать. Ты их покупаешь за натуральные. А дальше — если ты их никому не продаешь, не оцениваешь у ювелира, если ты не специалист, они для тебя натуральными и остаются. Ведь все это условность. А если они хорошо выполненная подделка… — Саша говорил, а его правая рука поднималась вверх от Ритиной талии.
— Да даже не подделка, — подхватила Рита. — Есть галиево-гадолиниевые камни…
— Ага, ты и это знаешь.
— А почему бы и нет? Знаю.
Как хорошо, думала Рита, когда владеешь искусством переводить одни чувства в другие с помощью слов, не имеющих никакого отношения к тому, что ты в данный момент чувствуешь.
— А знаешь, чучело — это не просто снятая и набитая опилками шкура, от которой пахнет старьем, — продолжала она, ощущая, что его руки уже не так, как прежде, стискивают ее талию. Она что же, на самом деле хочет его отвлечь от себя и от всяких чувств к ней? — Если угодно, чучело — это произведение искусства…
— Гм… — отозвался Решетников и пошевелился, отстраняясь от Риты. Она понимала, что ему сейчас, как и каждому человеку, который ведет беседу, хочется смотреть ей в лицо.
— Понимаешь, эти звери могут прийти к человеку в дом, и, как говорят знающие люди, они придают атмосфере особенную чистоту.
Саша медленно повернул ее к себе.
— Я хочу смотреть на тебя, когда ты говоришь. У тебя очень красиво двигаются губы.
— Знаешь, сколько народу теперь покупает ковры из шкур волков, медведей, рысей. Чучела птиц… Людям надоело жить стандартно.
— По тебе видно, — ухмыльнулся он. — Ты, Макуха, и раньше была нестандартной.
— Со знаком «минус», да? — бросила она, а потом поморщилась. Как все-таки прочно сидит в голове то, от чего, кажется, избавилась насовсем. — А теперь — со знаком «плюс»? — поспешила она перебить возникшее недовольство собой.
— А у тебя самой дома, наверное, очень… чувственная среда, верно? — Она увидела, как глаза его сощурились, а губы напряглись. — У тебя есть шкура белого медведя?
— Сейчас она самая модная, — кивнула она. — Не важно где — лежит на полу или висит на стене.
— Мне больше нравится на полу, — сказал Саша и наклонился к Рите. — На стене я не умею… — Он наклонился еще ниже и в самые губы прошептал ей: — А у стены — умею. Чтобы твои волосы разметались по белому меху… — Он быстро прижался губами к ее губам и втянул их в себя.
Рита охнула, рот раскрылся, язык его мигом нырнул внутрь. Она замерла, потрясенная. Чужой язык хозяйничал у нее во рту как в своем. Он сцепился с ее языком, и тот охотно, с жаром, отвечал на игру. Их руки переплелись, их ноги сплелись, соединенные, они в темноте ночи походили на неведомого четвероногого зверя. Наконец Решетников отстранился от Риты, а она, едва переведя дух, продолжала, словно и не было этого страстного перерыва в разговоре:
— Медвежья шкура прекрасно выглядит лет двадцать, не меньше…
— У нас с тобой она… истерлась бы скорее, — хрипло пробормотал он.
— Рита засмеялась.
— Ты недооцениваешь…..
— Ее или нас с тобой?
— Да ну тебя, Сито-Решето. — Она попыталась отмахнуться, но он схватил ее руку и поднес к губам.
Он прижался к тыльной стороне губами и спросил:
— Так ты меня куда пригласишь? Домой или на дачу? У тебя на даче все как в охотничьем домике?