— Зачем тебе это? Ван дер Вельд сделал это прекрасно, — ответил Энтони. — Я видел несколько его превосходных работ у тебя на парадной лестнице.
— Там изображено море, поэтому отец и купил их, — объяснил Джастин.
Друзья сидели за столом, на нем горели четыре свечи в изысканно украшенных золотых подсвечниках. В центре стоял золотой корабль, которым Энтони любовался с нескрываемым восхищением.
— Должен сказать, что мне понятно увлечение твоего отца коллекционированием всего, что имеет отношение к морю. Но я совершенно не могу понять, почему тебя это так мало интересует и ты бросил все эти сокровища здесь, вместо того чтобы взять с собой в Верьен или в Лондон.
— Я никогда не думал об этом, — просто сказал маркиз. — Все это принадлежит Хертклифу, и мне нравится, когда все на своем месте.
Говоря это, он снова вспомнил о табакерках и решил, что не покажет их Энтони, пока все они снова не окажутся в комоде.
Обед был хорош, очевидно, рыба недавно выловлена из моря, а куропатки пойманы уже после того, как пришло сообщение о его приезде.
Мясо также было нежным и превосходно приготовленным, и Энтони, который каждому блюду отдавал должное, воскликнул, когда были поданы фрукты:
— Прекрасный обед! Я думал, что слишком устал для того, чтобы есть, но теперь я чувствую себя намного лучше.
— Всему причиной морской воздух, — объяснил Джастин. — Подожди до завтра, ты сможешь в одиночку съесть быка.
— Нам необходимо заниматься спортом, а то скоро нам придется менять весь гардероб.
— Мы можем плавать в море, и, как всегда к нашим услугам лошади. Я приказал Брэдли прислать нам по крайней мере дюжину.
Энтони засмеялся.
— Широкий жест.
— Я бы не хотел, чтобы ты здесь скучал.
— Я был бы больше тронут такой заботой, если б не был уверен, что ты в первую очередь думал о себе, — поддразнил его Энтони.
Я всегда считал, что в деревне должны быть свои развлечения, — глубокомысленно сообщил маркиз, — пока мы здесь скрываемся, я намерен развлекаться.
— Ты сказал, что мы скрываемся? — переспросил Энтони. — Значит, ты признаешь это?
— Конечно, признаю. Я не собираюсь возвращаться в Лондон до тех пор, пока не буду совершенно уверен, что меня не ждут там шторма и ураганы.
— Мне кажется, что в таком случае мы застрянем здесь надолго, — улыбнулся Энтони, — а зная, как быстро тебе все надоедает, Джастин, я уверен, что мир и покой, царящие в деревне, и полное отсутствие событий будут действовать тебе на нервы сильнее, чем все слезы и истерики леди Роз.
— Если это случится, ты узнаешь об этом первый, — пообещал маркиз, — но одно я знаю точно: этот коньяк послужит нам большим утешением.
Энтони отпил из бокала, который слуга только что поставил перед ним.
— Ты прав, — согласился он, — это превосходно.
— Он очень долго выдерживался в погребе, — сказал Джастин, — а может быть, пересек канал под самым носом у береговой охраны.
Контрабандисты! — воскликнул Энтони. — Что ж, если ты здесь действительно соскучишься, мы можем примкнуть к ним. Опасность очень возбуждает.
— Теперь, когда война окончена, в контрабанде нет смысла, — заметил маркиз, — если только не хочешь избежать уплаты пошлин.
— Да, это так, — согласился Энтони. — Мне кажется, что мир отнимет у нас много развлечений, если не считать женщин.
— Ты опять возвращаешься все к той же теме! — недовольно воскликнул маркиз. — Я отказываюсь даже думать как о прекрасной половине человечества, так и об опасностях ремесла контрабандистов. Я просто хочу наслаждаться миром и покоем.
— Я выпью за это, — сказал Энтони. — Да продлится твоя любовь к миру и покою хотя бы неделю!
— Ты, как всегда, циничен.
— Мы прекрасно подходим друг другу. Ты был циником с тех пор, как я тебя помню. И если твое идиллическое настроение продлится дольше одного вечера, я буду сильно удивлен. Вот и все, что я могу сказать.
Дворецкий поставил перед друзьями поднос с винами и вместе со слугой вышел из столовой.
Затем послышался звон разбиваемой посуды, и маркиз раздраженно нахмурился.
Еoе во время обеда его удивило, что почти всю работу выполнял дворецкий, а четыре лакея были довольно неуклюжи, и чувствовалось, что они не очень-то хорошо знакомы со своими обязанностями.
Ливреи сидели на них плохо, и взыскательный Джастин решил, что это еще один вопрос для завтрашнего обсуждения с Маркхэмом.
Солнце превратилось в золотистую полоску на горизонте, на фоне которой выделялись силуэты деревьев. С высоких елей доносились крики грачей, устраивающихся на ночлег, и маркизу послышался писк первых летучих мышей, говорящий о близости ночи.
Он сидел, откинувшись в кресле, и чувствовал себя в ладу со всем миром.
Неожиданно послышались чьи-то шаги у окна, и низкий голос проговорил:
— Не двигайтесь, джентльмены!
Неожиданность этого вторжения застигла Джастина врасплох.
Он оглянулся и увидел на подоконнике мужчину грозного вида с пистолетами в обеих руках. Лицо мужчины скрывал капюшон с прорезями для глаз и рта, что придавало ему зловещий вид.
Но костюм его совершенно не подходил для разбойника с большой дороги.
Он был одет в бриджи из лосиной кожи, хорошо начищенные сапоги, визитку, и завершат наряд белый шейный платок, идеально завязанный по последней моде.
— Какого черта?.. — с этими словами Джастин начал подниматься с кресла, но мужчина повторил:
— Оставайтесь на месте, милорд, или моя пуля пробьет ваше плечо.
Его голос звучал ровно и холодно, но в нем была властность, которая подействовала сильнее любого крика.
Завороженно глядя на бандита, маркиз услышал, что дверь в коридор открылась, и, повернув голову, увидел, как другой мужчина, также в капюшоне, появился в комнате.
Сообщник нес большой черный саквояж, который казался тяжелым, и был одет совсем не так, как бандит с пистолетами.
На нем была одежда слуги и широкое пальто старомодного покроя.
Он остановился рядом с маркизом, видимо, ожидая его дальнейших приказаний. Казалось, он точно знает, что делать.
В этот момент человек с пистолетами скомандовал:
— Прошу вас, джентльмены, деньги и драгоценности — на стол.
Джастин лихорадочно оценивал, что будет, если они с Энтони одновременно нападут на обоих грабителей. Безусловно, они сильнее этих разбойников.
Но пока он колебался, открылась дверь из комнаты слуг и вошел третий бандит. Он тоже нес черный саквояж.
Проклиная свою беспомощность, маркиз вынул из кармана кошелек, набитый гинеями: обычно они с Энтони проводили время за игрой в пикет и предпочитали расплачиваться золотом, а не расписками.
Энтони сделал то же самое.
— Ваши кольца и булавки для галстука, — приказал щеголевато одетый грабитель, после чего обратился к маркизу: — Я думаю, милорд, вы носите часы?
Джастин похолодел и уже собрался воспротивиться этому беззаконию, но пистолет, смотрящий на него с расстояния десяти футов, подсказал, что глупо идти на такой риск.
Ему было больно расставаться с отцовскими часами прежде всего потому, что они были ему дороги как память. К тому же на часовой цепочке висел большой изумруд чистой воды. Джастин считал его своим талисманом.
Однако он редко носил изумруд и никогда днем, потому что, как и Бью Бруммел, считал, что драгоценности обязывают.
Этим вечером, будучи в сентиментальном расположении духа, маркиз подвесил его к часам, и вот к чему это привело.
Человек в капюшоне, стоящий рядом с ним, взял деньги, часы и драгоценности, которые выложили на стол приятели, и ожидал дальнейших распоряжений главаря.
— Корабль в центре стола, — сказал обладатель низкого голоса. — Неси его осторожно, он выглядит хрупким. Жаль будет испортить такую красоту.
Без сомнений, это была насмешка, и маркиз испытал такой приступ ярости, что ему пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не броситься на бандита.