— Многоуважаемая пани все уже давно поняла, — продолжал ротмистр, — а вам приходится объяснять элементарные вещи.
Еще бы пани не понять, если она сама предложила этот план. Головка у Николь работала великолепно. Как только она глянула в подорожную и увидела русскую фамилию — «князь Козловский», все решилось в одну минуту. Осталось только уговорить этого спесивого индюка. Ну и компаньона ей навязали в Варшаве! Вздорный, обидчивый, скаредный, высокомерный, при этом мрачный и необщительный. Более того, Николь подозревала, что он не шибко умен. Но это был не ее выбор. Кто знает, может, именно такой человек нужен, чтобы надавить в России на соответствующие государственные пружины. И она ему поможет. Но для этого не надо подчеркивать при каждом случае, что он главный, а Николь приставлена к этому идейному борцу только для прикрытия. Ха-ха!
— Конфедерация дала слово, что обеспечит безопасность вашего путешествия. В Польше это легко сделать, но Россия непредсказуема. А здесь вас довезут в целости и сохранности до самого Петербурга. Более того, в вас будут видеть спасителей.
— Но я должен буду во время поездки с русским играть несвойственную мне роль частного лица, — проворчал аббат, начиная сдаваться. — И нести противоестественную игру.
— А в Петербурге вы будете вести естественную для монаха игру?
— Я делаю это для блага Франции, — огрызнулся Арчелли.
— Я тоже думаю о благе Франции… и Польши, — она стрельнула глазами в сторону ротмистра. — Мое положение хуже вашего. Я должна буду предстать перед русским оборванкой и ехать оборванкой.
— Ну, сундуки с платьями мы вам доставим, — поторопился встрять в разговор поляк.
— Если их не разворуют по дороге. И давайте, наконец, обговорим детали. Побег должен состояться ночью, и у нас не так уж много времени.
— Посты в лесу будут предупреждены. Вы поедете в вашей карете?
— Нет, нет, — быстро сказала де ля Мот. — Мы поедем в развалюхе князя Козловского. Там и места больше.
— Готовая карета будет стоять там, где ее оставили, в начале тисовой аллеи.
— Что значит — где оставили? И лошадей не распрягли? Так не бывает.
— Бывает. Объяснение простое: все так перепились, что забыли распрячь лошадей. Теперь надо подумать, как вернуть князю подорожную.
— Это просто, — сказала Николь. — Все его документы были под вторым дном в патронной сумке. Поставим эту сумку туда, где она стояла.
— Под сиденьем в карете?
— Вот пусть там и стоит. Князь может предположить, что вы ее вообще не нашли.
— Но там лежит письмо генерала Любераса к Левенвольде. Это письмо надо аннулировать.
— Зачем? — искренне удивилась Николь. — Я читала это письмо. Люберас выставил Миниха в таком свете, что фельдмаршалу не поздоровится. Эта информация обязательно должна дойти до адресата. Причем письмо подлинное, а это дорогого стоит. И хватит об этом. Обсудим сам побег.
— Это я продумал. В каретный сарай из конюшни ведет дверь. Сейчас она заперта. Дверь откроет ваш возница. Русским скажите, что он ваш слуга, который чудом избежал плена. Его мы потом посадим на козлы. Только, пожалуйста, из конюшни до кареты добирайтесь ползком. Не ровен час, охранник вас заметит.
— Так предупредите охранника, — проворчал аббат, которому давно наскучил этот разговор.
— Нельзя предупредить всех. Это секретная операция!
— Но посты же вы предупредили!
— Они знают только, что ночью из лагеря в сторону границы поскачет карета.
Все подробности побега были обговорены до мельчайших подробностей. Аббат на этот раз согласился со всеми доводами, и только когда стали обсуждать, как говорят в мире интриг, новую легенду, он опять заартачился.
— Что значит — моя дочь? Я против.
— Но вы же согласились, что в Петербурге я буду вашей племянницей.
— Племянница — пусть. Католический священник не может иметь детей. Да и по возрасту вы не можете быть моей дочерью.
— Сколько же вам лет? На вид никак не меньше пятидесяти.
— А это, сударыня, уже не вашего ума дело!
Бедный аббат! Ему было сорок четыре. Выглядел он великолепно и знал об этом. Господь хранит от ранней старости слуг своих. Но этой паршивке и грешнице, видно, доставляло удовольствие дразнить его.
Николь раздражала Арчелли до крайности именно потому, что выглядела весьма привлекательно. Нельзя сказать, чтобы аббат воспылал страстью, это не пристало его сану, но он почувствовал вдруг, что под сутаной бьется сердце мужчины, а плоть, орудие дьявола, давала тому подтверждение. Что бы он хотел получить в дар от судьбы? Ни о каком плотском романе, разумеется, не могло быть и речи. Однако он мечтал, что красавица Николь отзовется на его чувства. А далее… в момент решительного объяснения он скажет — нет!