На пиру княжьего сотника собралась вся военная знать Ярого городища. Бряцали мечи, кубки, ржали кони, беспрестанно раздавался хохот, играла веселящая громкая музыка, в полной суматохе сновали ярко наряженные женщины.
Праздновали удачное полюдье — сбор дани. Охапки меха, собранного с каждого дома покоренных деревень, валялись на возах блестящими кучами. Это были настоящие сокровища. Шкурками можно было расплатиться на любых торгах. Рабы, сгрудившиеся около повозок с мехами, старались не привлекать к себе внимание, чтобы не попасть под руку разгоряченным и опьяненным возвращением домой воинам. Челядь, которой Русь тоже много торговала, высоко ценивалась, особенно молодые и красивые рабыни. Чем моложе и красивее девушка, тем больше шкурок была ей цена.
Дружинники, ликуя по поводу возвращения домой, с радостью садились за обильные столы с дичью, медом и пьянящим варевом. Наскоро оговаривались сроки подготовки судов для отправки в Царьград на продажу собранной дани, женам приказывалось разобрать личную поклажу, слуги уводили коней, и гвалт стоял невыносимый.
В основном рабы выглядели усталыми и равнодушными, глаза их лишь тогда загорались, когда ветер доносил ароматные запахи от уставленных кушаньями столов.
— Мишек, не надо! — уговаривала немолодая заплаканная женщина своего сына. — Если кто-нибудь заметит, то отберут тебя у мамы. Не делай этого!
Ребенок, не обращая внимания на мать, тянулся к валяющимся рядом с возом раздавленным яблокам. Видимо, муки голода стали для него невыносимыми.
Девушка, сидевшая у самых колес повозки и не проявляющая до этого никакого интереса к окружающему, выдернула руку из ослабшего узла пут из пеньковой веревки и, протянув ее к яблокам, собрала для малыша сочные, перепачканные землей куски.
Тут же прямо над ней запела бечева хлыста. Со звонким щелчком хлыст ударил в то место, где мгновение назад была рука молодой рабыни, взвился снова со звуком, похожим на вздох, но опуститься не успел.
— Остановись, Гнешка! — произнесла жена сотника, не повысив привыкшего повелевать голоса, но так, что слуга беспрекословно повиновался. — Не видишь, девочка голодна.
Молодая чумазая рабыня с удивлением подняла живые, горящие глаза на женщину, очень ее заинтересовавшую. Открытое умное лицо, высокий лоб, властные губы, шикарная одежда из тонкой ткани и меха, длиннющие рукава которой свисали до самой земли. Такой хозяйке невозможно было прекословить. Во всяком случае, с трудом нашелся такой, который сумел бы сделать это.
Заметив, как ребенок с удовольствием чмокает, грызя яблоко, женщина, изогнув бровь, добавила:
— Девочка добывала пропитание не для себя. Эти люди давно не ели, прикажи накормить рабов.
Подождав, пока Гнешка отправит своих помощников с необходимыми поручениями, она распорядилась, чтобы рабов разместили на ночлег.
— Все равно до завтра никто не будет делить добычу.
Пока маленькая рабыня размышляла о том, хороша ли такая отсрочка и можно ли будет в эту ночь бежать, за спиной у женщины возник сам сотник Сивой, прозванный Сильным.
Это был бородатый, высокий, молодой, как и все воины, мужчина, успевший отличиться перед князем и доблестью, и отвагой, и честью. Лицо, покрытое загаром, казалось грубым из-за шрамов, глаза искрились серым холодом, как тающий лед.
Казалось, что даже общий гвалт утих, а рядом с ним властная женщина, его жена, стала будто бы меньше ростом. Сотник на этой земле почти что князь, он здесь и суд, и власть, и всему хозяин. Сивой кинул на жену тяжелый взгляд, хмыкнул в задумчивости, перевел глаза на толпу рабов и коротко сказал, указывая на притихшую девушку:
— Подготовь мне эту.
Женщина напряглась, но, ничем не выдавая своего состояния, проговорила:
— Сивой Сильный, она же совсем ребенок!
— Я выбираю ее, — повторил сотник голосом, не терпящим возражений.
— Хорошо, Сивой.
По тому, как она поджала губы, девочка поняла, что выбор мужа женщине не понравился. Ей, рабыне, и вовсе выбирать не приходилось, поэтому она молча поднялась, повинуясь жесту женщины, и стояла, дожидаясь, пока Гнешка освободит ее от пут.
— Как тебя зовут? — обратилась к ней женщина.
И девушка ответила ей так, как отвечала всем, хотя жена сотника нравилась ей во много раз более остальных.
— В землях, откуда я родом, врагу не называют своего имени, дабы он не обрел над тобою власть.
Женщина рассмеялась. Эта рабыня забавляла, несмотря на то, что глянулась ее мужу. И видела она в ней много общего с собой.