Любава застонала. Ее волосы, которые она пыталась до этого заплести в косу, рассыпались по плечам, закрыли лицо. Не узнавая саму себя, девушка провела ими по руке и лицу князя, склонилась над ним и прошептала его имя.
Время потекло тягучими волнами. Казалось, что эти двое прорастают друг в друге. Мягкая настойчивость Любавы, вызывавшая у нее самой недоумение, смешивалась с удивлением и страстью князя.
Вадим был не в силах вызвать хоть одну здравую мысль в себе. Перед этой цветочной девушкой таяли раздражение на волхва, брезгливая жалость к Ядвиге, религиозное почитание Елины. Сейчас в этом мире не было никого, кроме этой манящей жаркой свежести, сводящей его с ума. Руки князя коснулись шеи девушки и скользнули вниз по горячей шелковистой коже, пульсирующей страстью. Девушка глубоко дышала и льнула к князю. Коснувшись пальцами твердого соска ее груди, Вадим окончательно потерял связь с реальностью.
В этот момент за дверью что-то зашуршало. Вадим выругался, и рука его дернулась к ножнам меча. Его там не было. Вадим выругался еще откровеннее, отчего Любаве стало отчаянно смешно. Превозмогая слабость, вызванную страстью, она протянула руку к двери и толкнула ее. В темных сенях, пофыркивая, терся Акунька.
Князь отвернулся к окну и оправил на себе одежду. Еще несколько секунд ушло у него на придание лицу подобающе сурового выражения. Подавляя в себе растерянность и смех, он все-таки смог почти сурово задать вопрос:
— Ты чего здесь ищешь? А, малец?! Иль не знаешь, как вести себя должно в княжеском доме?
— Знаю, батюшка, знаю! — мальчишка бросился правителю в ноги. — Не изволь, отец, гневаться! Только велено мне было при девице быть, а я комнату ее искал. Вот здесь свечу заметил и на огонек пришел.
— Не пристало тебе, Акун, князю своему лгать. Или не знаешь, как сурово за это карают?
— Знаю, князь, знаю! Не гневайся на меня! Боязно одному-то в огромном тереме!
— Тебе? Да боязно? — Вадим усмехнулся и потрепал мальчишку по вихрастой голове. — Ладно, будь как есть. Сторожи свою любимицу, а я пойду спрошу, кто это решил тебя здесь оставить.
Князь помедлил на пороге, будто бы желая что-то сказать и Любаве, но, промолчав, тихо вышел.
Любава в смятении опустилась в кресло, где князь до сих пор сидел. Она растерянно моргала, так и не сбросив с себя непривычное томление, но и появлением Акуньки была немало озадачена.
— Ты чего это пришел? — спросила она. — Только мне-то не плети, что, мол, темноты в тереме испугался. Чай, не красная девка-то! Выкладывай, зачем пришел.
— Еще и грызет меня! — возмутился мальчишка. — Я тебе должок отдавать пришел! Ради этого своим именем, считай, поплатился. Ни почто не возьмет князь в дружину к себе такого труса!
— Ах ты, вояка!
Девушка старалась выглядеть если и не суровой, то хотя бы серьезной.
— О каком долге ты мне речь ведешь?
— Ты меня от шайки лиходеев спасла? Спасла.
Мальчишка пренебрежительно поджал губы, изображая незначительность данного поступка.
— Вот и я тебя пришел от больной головы спасать.
— Это у кого еще больная голова?! — изумилась девушка.
— У тебя, глупая девчонка! С виду ты совсем уже взрослая девка, а в голове девчачья глупость, будто бы мамка за тобой не глядела.
Акунька посуровел и посмотрел на нее с укоризной.
— Неужто ты думаешь, что князь женится на тебе, если ты ему будешь такие выходки позволять?
Возмущение мальчика было столь справедливым, что Любава не нашла что ответить.
«Ничего и не скажешь, ведь он чуть ли не по-родственному старался беречь ее. Надо же, даже считал настолько ровней князю, что достойной дать ему отказ. В любом случае отнекиваться было бы глупо».
Вместо этого Любава решила разузнать что-нибудь интересное.
— А что, многих князь оставил после таких выходок?
— Это и не важно, глупая! Каждая девка думает, что она краше других и милее. Ни одна не может себе цену набить повыше.
Акунька никак не хотел успокоиться. Любава и не догадывалась, что в его сердце живет такой борец за девичье целомудрие. Да и не встречала она еще борцов за это самое целомудрие.
В основном, как она знала, девушек желали не просто попользовать, но и убедиться в их плодовитости. Поэтому свадьбу часто играли после рождения первого чада. И это не казалось странным, ведь никому не хотелось бесплодную жену до старости кормить. А тут — такая наивная вера в силу девичьей непорочности. Что с него взять — ребенок!
Успокоив мальчишку, Любава уложила его спать на лавке в своей горнице. Он ни за что не хотел уходить в другую комнату, которую ему велел подготовить князь. Говорил, что он слишком маленький и недостоин таких покоев. Любава удивилась такой преданности и гнать его не стала.