- А потом? – спросила я, взяв из колоды три карты.
- А потом она уехала. Поселилась в общежитии и ходила в институт. Мечтала стать стюардессой. Быть ближе к ангелам. Мама забеременела Софьей. Ева приехала к нам на месяц во время летних каникул. Она помогала маме и снова ходила со мной в церковь. Ева была очень огорчена, что у неё никогда не было крёстных родителей. Мама с папой предлагали крестить её и в качестве крёстных родителей выбирали людей, которых Ева никогда не знала. И она отказывалась и психовала. И была некрещённой. Ева считала, что у некрещённых людей нет ангела хранителя. Я выпросил у мамы денег и ко дню рождения Евы купил ей мягкую игрушку ангела. Она была так рада и назвала ангела Игипи. Я не знаю почему. Она на мои вопросы отвечала, что он просто Игипи. Я бы так назвал пингвинчика.
Я улыбнулась. В голове было много вопросов. Например, почему я до сих пор не видела Еву? Она стала ближе к ангелам? Но я не перебивала Елеазара и ждала, пока он сам ответит на эти вопросы. Он рассказывал размеренно, аккуратно и за время его рассказа я успела проиграть и собрать карты в коробку.
- Она так привыкла к Игипи. Спала с ним, ела с ним и вязала ему белые свитеры. Софья родилась. Ева называла её не Софьей, а Софией. Но официально она - Софья Ларина. Вот такая вот история, - Елеазар опустил голову.
- А где сейчас Ева? – спросила я, не удержавшись.
- С ангелами…, - ответил он. И тут я заметила, что у Елеазара капнула слеза, - с ангелами, - повторил он.
И для меня всё рухнуло.
Голос разума
Когда знаешь чужую тайну, самую сокровенную, ту, которую никто не знает, очень трудно сосредоточиться на чём-то, кроме этой самой тайны, особенно, если она тебя потрясла. Ты пьёшь чай с зефиром и всё думаешь об этом, ты обедаешь с этой мыслью, ты ложишься с ней спать. Ты прерываешь размышления о чём-то важном мыслью об этом и это настолько странно, что ты подумываешь завести дневник и описать в нём всё или, не дай Бог, поделиться с кем-нибудь, но в последний момент решаешь не делать ни того, ни другого и просто обдумываешь это всё сам с собой.
Я не решалась ему позвонить… Да, мы, наконец-то, обменялись номерами. Я думала, меня это будет радовать. Но я чувствую напряжение от присутствия в моём телефоне его имени. Мне кажется это предательством: узнать его секрет, разговорить, выпросить номер его телефона, а потом не звонить. Я ощущала невероятное чувство вины, но к телефону не подходила вообще. Не включала музыку, не читала сообщения от Билайна и время смотрела на мамином телефоне.
Так бы и продолжалось неопределённое количество времени. Мама бы будила меня по утрам, потому что «мне не нравится интерфейс моего будильника, его неудобно заводить». И я так бы и ходила в школу, оставляя мобильный дома на беззвучке, как все эти четыре дня, если бы однажды вечером не пришло сообщение от Елеазара.
«Привет, го ко мне, а то я сегодня уезжаю в Городину У».
Естественно, там не было Городины У, но я, как уже говорилось, шифруюсь.
Я взяла со стола телефон (наверное, он восхитительно ахнул, пронзительно охнул и умер от счастья) и, отпросившись у родителей, отправилась в путь, слушая музыку.
Радостная Софья с порога обняла меня и что-то невнятно пролепетала розовыми губками. Картина очень милая. В коридоре уже стояли сумки с вещами. Совсем небольшие, но от чего-то создающие иллюзию переезда всего семейства в другой город. Елеазар в чёрном свитере с высоким воротом и в джинсах, явно не предназначенных для поселковых прогулок, стоял, облокотившись на стену и скрестив руки на груди. Свитер нереально красиво смотрелся с его светлыми глазами. С ума сойти, а ведь его выбор одежды заставил меня улыбнуться. Глаза Елеазара блестели, он не отводил от меня взгляда, не улыбался в ответ и, самое страшное, ничего не говорил.
- Привет, - смущённо сказала я; сердце сжалось в еле двигающийся комочек, плечи дрогнули, а по щекам разлилось тепло натопленного дома.