Едва я отделалась от миссис Терннэкк, как на меня, точно гром с ясного неба, свалился наш заведующий рекламой Хеймонен. Ему удалось издать второй сборник своих стихов — в честь такого события он отрастил окладистую бороду и женился. Теперь он пришел просить внеочередной оплаченный отпуск сроком на год, чтобы провести медовый месяц за границей. В одиночестве. Жена вынуждена оставаться дома, так как она ждет ребенка. Я переговорила с Энсио Хююпия, и он, как юрист, посоветовал мне следующее:
— Наш исключительно ясный и простои закон, составленный в такой популярной форме, что его положения способен понять каждый, кто получил высшее юридическое образование, не обязывает работодателя предоставлять служащим оплаченный отпуск для свадебной поездки, за исключением тех случаев, когда указанная поездка совершается во время обычного, очередного отпуска. Отпуска по беременности и на время кормления грудью даются по нашему закону только женщинам. Следовательно, и с этой точки зрения нельзя удовлетворить заявление заведующего рекламой Олави Хеймонена, желающего получить отпуск на время беременности и кормления, чтобы убежать за границу от своих прямых обязанностей кормильца семьи. Дело ясное, и всякие жалобы бесполезны.
Когда я сообщила бедному рифмоплету решение малого правления, он тут же потребовал расчет. К счастью, в это время нам нечего было рекламировать, поскольку следующее мое предприятие было снова общеполезным и само рекламировало себя. Все же Олави Хеймонен оказал нашему объединению ряд ценных услуг: система ПУ, клейстер «Карлссон», чернила «Минна», кровельный толь «Армас», паркетная мастика «Энсио» и, наконец, котелок «Роберт» благодаря ему пользовались таким большим успехом. Учтя все это, я выдала ему дополнительно два месячных оклада. Получив деньги, он выразил недовольство и заявил, что глубоко презирает женский деспотизм. Затем он уехал в какой-то мирный уголок на лоне природы и стал петь дифирамбы финской мадонне.
Четвертого марта 1947 года я вылетела самолетом в Нью-Йорк, откуда незамедлительно продолжала свой путь в Южную Америку, в государство К. Я снова выступала в качестве неофициального представителя Финляндии. Нет, я ни в коей мере не представляла правительство или какие-либо политические группировки. Я была посланницей капитала, который не характеризуется никаким цветом, если не считать прилагательного «черный», каковое часто связывается со словом «капитал» и, таким образом, является его фигуральным определением. Не знаю, почему в народном языке деньги представляются черными, хотя в действительности они обычно играют всеми цветами радуги. Роскошно издаваемые журналы писали, что бывшие короли Европы, а также египетский Фарук пьют исключительно цветные коктейли и носят цветные защитные очки. Кстати, черный цвет всегда напоминал мне о делах, поскольку наше объединение все еще вырабатывало типографскую краску и кровельный толь.
Надеясь хоть временно оторваться от будничных забот, я попыталась усвоить современное учение, согласно которому цветов вообще не существует. Различаемые нами цвета — это только лживая видимость и политическая пропаганда. Ощущение цвета является лишь результатом какого-то неизвестного процесса, порождающего в нашем мозгу яркие зрительные образы. Действительно, какой-то особый фактор должен действовать в мозгу мужчины, заставляя его видеть небо необычайно синим, лес — сказочно зеленым, а женские губы — маняще алыми (в то время, когда бедняга болен любовным недугом); и, вероятно, должна также существовать какая-то причина для того, чтобы женщина со своей стороны видела все вокруг уныло-серым или мрачно-черным, когда ей приходится ухаживать за такого рода трудным больным.
Итак, ощущение цвета — это всего лишь обман. И вот, сама страдая таким ложным цветовым ощущением, я приехала в Латинскую Америку рассказывать местным владельцам кофейных плантаций о том, что в лесах Финляндии растет «зеленое золото».
В нашей стране издано и продолжает издаваться бесчисленное количество иллюстрированных журналов и записок путешественников, в которых рассказывается о странах и народах Южной Америки. Нельзя осуждать людей за их любовь к экзотике, но все же я оставляю описания природы специалистам этого дела. Таким образом, я избегну их вполне человеческой, профессиональной зависти и буду говорить только о делах коммерческих, до изображения которых могут унизиться лишь очень редкие поэты.
Итак, целью моей было наладить продажу лесоматериалов и изделий из дерева в эту страну, известную разведением кофе, вооруженными путчами и католической, монотеистической верой в римского папу. Большинство местных жителей днем соблюдали сиесту, вечером играли на гитарах, а к ночи собирались в церковь на мессу и раздачу милостыни. Они производили впечатление счастливых людей и говорили о небесах так, будто они там побывали. Весьма счастливым и беззаботным человеком показался мне и наш почетный вице-консул, на визитной карточке которого я прочла следующее:
«Доктор дон Хуан Иисус Мария Гонсало де Саец и Альканьесес».
Я не знала, доктором каких наук он являлся, но сразу подумала, что едва ли он доктор медицины, ибо тогда, хотя бы из жалости к больным, ему следовало бы сократить свое имя по крайней мере наполовину. Это был мужчина средних лет и, конечно, черноволосый, немного ниже меня, но более грузный. От его волос и усов исходил сладкий запах фиксатуара, а изо рта разило ромом. Он встретил меня в аэропорту на своем новехоньком «кадиллаке» (чем более отсталая страна, замечу кстати, тем новее автомобили у должностных лиц), поцеловал мне руку, влюбился в мои глаза, волосы, фигуру (моя чековая книжка оставалась по-прежнему у меня в сумочке), а заодно и в Финляндию. После этого он позаботился о моем багаже, доставил меня в отель и распростился очень галантно, пообещав вернуться через час, чтобы показать мне свой дом и познакомить с домочадцами.
— Сеньора! Моя семья будет в восторге от вас. Я получил из Финляндии несколько писем, которые вас необычайно лестно рекомендуют. Последнее письмо пришло вчера от посла нашей страны. Как поживает ваш почтенный супруг?
— Он умер. Первый. А второй…
— Иисус Мария!
Я подумала, что он называет мне свое имя, причем сокращенно — для более близкого знакомства, и ответила:
— Минна!
Маленькое недоразумение, которое может произойти даже со знающим языки, не выбило грациозного дона Хуана из его колеи. Еще раз поцеловав мне руку, он оставил меня на попечение отеля, где имелись следующие удобства: вода, холодная зимой и теплая летом; постель такая широкая, что на ней могли спать пять взрослых и восемь детей, гитара, ночная ваза, украшенная ручной художественной росписью, и электрический вентилятор.
Аккуратный человек напрасно тратит свое драгоценное время, ожидая тех, кто опаздывает. В этом я могла убедиться с первого же дня, так как доктор дон Хуан Иисус Мария Гонсало и т.д. пришел не через час и не через два, а через восемь часов — незадолго до полуночи. Потом мне стало ясно, насколько это был бдительный консул. Представьте: он был способен на всенощные бдения за бутылкой рома, тогда как днем он, естественно, соблюдал сиесту. Впрочем, я, конечно, не имела права критиковать обычаи его страны. Я пришла в восторг от его роскошного дворца и от его семьи, состоявшей из шести взрослых женщин. Я и по сей день не знаю точно, которая же из этих прелестных креолок была его жена, так как он целовал и ласкал их всех поочередно, рассыпая нежные слова в таком изобилии, как пьяный — ругательства.
После исключительно вкусного и прекрасно сервированного полуночного обеда мы уединились в саду и приступили к переговорам. Мой гостеприимный хозяин еще несколько недель назад получил образцы товаров и познакомился с ними.
— Сеньора, — сказал он с изящным поклоном, — в нынешние времена международная торговля — это меновая торговля: мы покупаем у тех, кто покупает у нас.
— А мы продаем тем, кто продает нам, — скромно ответила я.