— Мадам, для такой женщины, как вы, добыть несколько лишних торговых пароходов — это сущие пустяки. Если вы согласитесь на мое предложение, то через год по линии Финляндия — Панама будут курсировать ваши собственные суда. Прошу прощения, позвольте мне немного продолжить! Я живу за счет торговли и мореплавания, как и вы, мадам. Я покупаю у вас, а вы покупаете у меня. Лукавить мы не умеем. Мы оба знаем, что только вор способен задержать вора и только закон может освободить его, как говорили мои предки. Нашим принципам чуждо вульгарное жульничество, наш идеал — чистое, всеми одобряемое стремление к прибыли. Короче говоря, давайте начнем с вами коммерческие операции, которые принесут больше дохода, чем изготовление каких-нибудь фетровых котелков, типографских красок или клейстеров… Простите, я еще немного продолжу. Я хорошо знаю, а вы — и того лучше, какой острый жилищный кризис все еще царит в этой прекрасной Финляндии, к которой я так неравнодушен. Кризис можно победить очень простыми средствами, и победительницей его будете вы, мадам Карлссон-Кананен, если только согласитесь на мое предложение и получите благословение государственных властей. Речь идет только о благословении, ни в коей мере не затрагивающем казну и не способном вызвать неприятные запросы в вашем чудесном парламенте, в этом красивом здании, куда я, кстати, охотно совершил бы экскурсию… Простите, мне осталось сказать еще совсем немного. Вы ведь знаете, кто такой был Диоген? Совершенно верно, это действительно был мой знаменитый соотечественник, который первым из великих людей стал постоянно жить в деревянном жилище, построенном так, что его можно было легко перевозить с места на место. Такая технически передовая страна, как Америка (где, кстати говоря, на жевательную резинку ежегодно расходуется больше денег, нежели на книги, — но кто же теперь стал бы заимствовать жевательную резинку?), открыла Диогена после второй мировой войны, когда для преподавания истории в своих университетах эта страна импортировала большую партию историков из Греции и предоставила им особое право говорить, в частности, об истории Древней Эллады и об ее великих мужах. Американцам более всех понравился Диоген, потому что он был изобретателем. Поскольку философ, презиравший человеческую глупость, не запатентовал свое наиболее значительное изобретение, относящееся, как известно, к области жилищного строительства, ловкие американцы подхватили его идею и начали строить легко перевозимые жилые дома — «трейлеры», которые теперь можно видеть в любом уголке Америки. Конечно, они строили не из дерева, потому что леса в Соединенных Штатах были истреблены давным-давно вместе с бизонами и индейцами, а из железа и стали. Но идея этих жилищ — Диогенова: они легко перевозятся куда угодно. Движение, скорость, перемена обстановки — вот чего требует человечество, и это гениально предугадал еще мой дальний родственник, господин Диоген. Финляндия — обетованная земля деревянных построек; но жилища должны быть передвижными, так чтобы их можно было легко перевозить: летом — на берега озер или в Лапландию, а на зиму — в Хельсинки, где, несмотря ни на что, хотели бы жить все финны. Греция же — это обетованная земля вина и винных бочек: и вина и бочек она производит гораздо больше, чем требуется ей самой. Это-то и дает мне повод предложить вам, мадам, чтобы вы начали ввозить винные бочки для борьбы с жилищным кризисом в вашей стране.
Я была готова взяться за какие угодно мероприятия, лишь бы когда-нибудь осуществить мою горделивую мечту: основать линию Финляндия — Панама. Я не сообщила Энсио Хююпия о своих замыслах, без его ведома заказала первую партию величайших в мире винных бочек и одновременно продала господину Агапитидису продукцию моих лесопильных заводов, загрузив ею два парохода. Так начался самый счастливый период моей жизни. Не скупясь, я наняла двух архитекторов, которые спроектировали из бочек жилища для одной семьи. Каждый гражданин, обладавший хоть каплей инициативы и счастливо получивший от государства заем, без труда добивался разрешения на аренду участка и на строительство. Так во всех уголках нашей страны поднялись густые всходы обитаемых бочек и для человеческого самолюбия было щекотно приятно это новое сознание «домовладельцев». В Пакила, Херттониеми, Леппяваара и Мунккиниеми селились те, кто не хотел жить на колесах, зато в Мальми, Сеурасаари, Кяпюля (Кулосаари бог миловал) и в Мянтюмяки становились табором номадизированные переселенцы, привыкшие вести подвижной образ жизни. Государственная комиссия по наименованию улиц, состоящая из известных кометологов и наименовательных советников, вновь обогатила топонимический словарь названий улиц. Так возникли улица Диогена, Бочарная улица, Цинический проезд, шоссе Винного осадка, площадка Бочарного Обруча, площадь Отвратившихся от мира и проспект Философа.
По мере того как жилищный кризис ослабевал, потребности людей возрастали. Чем крупнее господин, тем большая бочка ему требовалась. Я сообщила в Грецию, чтобы там спешно приступили к изготовлению бочек увеличенного объема, таких, чтобы легко вмещали сто квадратных метров полезной жилой площади. Потому что девять из каждых десяти бочковладельцев пристраивали со всех сторон к своей основной площади столько дополнительных помещений, что первоначальный греческий стиль нарушался и даже совершенно исчезал, а общий вид оказывался чрезвычайно эклектичным и безобразным. Было просто неловко наблюдать все это человеческое лукавство, на которое время от времени бросала свой застенчивый взгляд даже строительная инспекция. Классически чистые линии домов-бочек теряли свое первозданное очарование и свою романтичность. При каждом взгляде на густую поросль бочек Энсио Хююпия непременно доставал из кармана плоскую подружку, пропускал глоток для успокоения нервов и произносил:
— Минна, ты меня извини, но эти ужасные архитектурные ансамбли напоминают бред алкоголика…
Однако не все бочарные дома подходили под определение Энсио. В Мунккиниеми было два очень миленьких бочечных особняка, каждый из которых имел жилую площадь более чем триста метров. Владельцы особняков — мои давние деловые партнеры. Их имена украшали лучшие страницы «Календаря налогоплательщиков города Хельсинки». Они были деловыми людьми и строились, как деловые люди. Сначала они доставали разрешение на строительство самого крупного бочечного жилища, затем для лучшей установки бочки строили железобетонный винный погреб и, наконец, над погребом возводили двухэтажный жилой дом. И все-таки бочки не принесли им ожидаемой радости, так как были сделаны отнюдь не из дуба, а из простой финской сосны, распиленной и превращенной в первосортные оструганные доски на лесопильном заводе объединения «Карлссон». Только обручи были греческого происхождения. Один из владельцев бочечных особняков, директор Н., хотел потребовать с фирмы, импортировавшей бочки, возмещения убытков через суд. Однако он тут же забрал свою жалобу, так как Энсио пригрозил выдвинуть встречное обвинение в нарушении классического типового проекта без официального разрешения на постройку особняка. Директор Н. не мог использовать свой первоклассно построенный винный погреб для вина или хотя бы для домашнего пива, поскольку сосновая доска придавала напитку слишком отчетливый финский привкус. Но все же ему не пришлось раскаиваться в покупке, так как ценой небольшой переделки бочку превратили в квартиру дворника.
Импорт бочек продолжался более года, и продолжался бы еще, если бы какой-то мелкий чиновник министерства не додумался внести предложение о переводе производства бочек в Финляндию. Я сразу же отказалась от предоставленного мне права первенства и поступила умно. Финский завод, начавший после этого выпускать бочки, предназначенные для жилья, сумел продать только два экземпляра. Каждый, кто нуждался в жилище и мечтал о собственном домике, тотчас оставил все мечты, как только перестали продаваться бочки, украшенные выжженным клеймом с надписью греческими буквами: «Ахиллес Агапитидис». Фабричная марка изображала бочку с дверкой, из которой выглядывало насмешливое лицо Диогена.
На этом прекратился экспорт бочарной клепки в Грецию, а также импорт бочек в Финляндию. Но мое деловое знакомство с Ахиллесом Агапитидисом отнюдь не прервалось. Мы основали греко-финскую пароходную компанию. Нам для этого вполне хватило средств, которые мы получили, поставляя жилища тем, кто в них действительно нуждался, а заодно, конечно, и вечным спекулянтам, которые всегда рады воспользоваться бедственным положением ближнего, совершенно забывая, что только в любви бывает позволительно также и то, что, вообще говоря, запретно…