Мэйкон покачал головой:
— Детский лепет, Хантинг. Если планируешь свой жизненный путь в качестве подхалима деда, тебе придётся поработать над подачей текста, — Мэйкон вздохнул. — А теперь спрячь свой хвост промеж ног и следуй за хозяином словно верный пёс.
Выражение лица Хантинга ожесточилось.
Мэйкон перевел взгляд на Абрахама:
— И да, дед, как бы ни хотелось мне ознакомиться с твоими лабораторными записями, думаю, тебе пора уходить.
Старик засмеялся. Холодный ветер закружил вокруг него, со свистом проносясь меж скал.
— Думаешь, ты можешь помыкать мной как мальчиком на побегушках? Ты не будешь произносить моё имя, Мэйкон Равенвуд. Ты будешь выкрикивать его. Ты напишешь его кровью, — ветер вокруг Абрахама усилился, его галстук хлестал его по телу. — А когда ты умрёшь, к моему имени по-прежнему будут относиться с почтением, а твоё будет забыто.
Мэйкон посмотрел ему в глаза без малейшего намёка на страх:
— Как разъяснил мой математически одарённый брат, однажды я уже умер. Придётся тебе придумать что-нибудь новое, старик. А то это становится скучным. Позволь посмотреть, как ты исчезнешь.
Мэйкон щёлкнул пальцами, и я услышал рвущийся звук, когда за Абрахамом распахнулась ночь. Старик смешался, а потом улыбнулся:
— Возраст, должно быть, влияет на меня. Я едва не забыл собрать свои вещи перед уходом, — он вытянул руку, и из одной из расщелин в скале появилось нечто. Исчезнув, оно вновь появилось у него в руке. На мгновение у меня перехватило дыхание, когда я увидел её.
Книгу Лун.
Книгу, которая, как мы думали, сгорела дотла на полях Гринбрайера. Книгу, которая сама по себе была проклятьем.
Лицо Мэйкона потемнело, и он протянул руку:
— Это принадлежит не тебе, дед.
Книга дёрнулась в руке Абрахама, но окружавшая его тьма сгустилась, и старик с улыбкой передёрнул плечами. Через мгновение рвущийся звук прокатился эхом по пещере, когда он исчез, забрав с собой Книгу, Хантинга и Сарафину. Когда эхо смолкло, мелкие волны смыли даже отпечаток тела Сарафины на песке.
На звуке разрывающегося воздуха, Лена побежала. К тому времени, как Абрахам исчез, она уже была на другой стороне каменистого пола пещеры, на полпути к Мэйкону. Он опирался о шершавую стену, когда Лена бросилась ему на грудь, и покачнулся, будто мог упасть.
— Ты умер, — пробормотала Лена в его грязную рваную рубашку.
— Нет, милая. Я вполне живой, — он поднял её лицо, чтобы Лена взглянула на него. — Посмотри на меня. Я по-прежнему здесь.
— Твои глаза. Они зелёные, — потрясённая она коснулась его лица.
— А твои — нет, — он печально дотронулся до её щеки. — Но они прекрасны. Оба, и зелёный, и золотой.
Лена недоверчиво покачала головой:
— Я убила тебя. Я воспользовалась Книгой, и она убила тебя.
Мэйкон погладил её по волосам:
— Лайла Джейн спасла меня прежде, чем я пересёк грань. Она заключила меня в Светоч, а Итан освободил меня. Это была не твоя вина, Лена. Ты не могла знать, что произойдет, — Лена начала всхлипывать. Он погладил её растрёпанные чёрные кудри. — Тихо-тихо. Теперь всё в порядке. Всё закончилось.
Мэйкон лгал. Я видел по его глазам. Чёрные омуты, хранившие его тайны, исчезли. Я понял не всё, что сказал Абрахам, но знал, что в этом есть правда. Что бы ни случилось, когда Лена сама выбрала себе Призвание, это было не решением наших проблем, а само по себе новой проблемой.
Лена отстранилась от Мэйкона:
— Дядя Мэйкон, я не знала, что так случится. В одну минуту я думала о Тьме и Свете — о том, чего я действительно хочу. Но всё, о чём я могла думать, — что я не принадлежу ни к чему. После всего, через что я прошла, я не Светлая и не Тёмная. Я и та, и другая.
— Всё в порядке, Лена, — он потянулся к ней, но она осталась стоять на месте.
— Нет, — Лена покачала головой. — Посмотри, что я наделала. Тётушка Твила и Ридли ушли, а Ларкин…
Мэйкон посмотрел на Лену так, будто видел её впервые:
— Ты сделала то, что тебе пришлось сделать. Ты сама выбрала себе Призвание. Ты не выбрала место в Порядке Вещей. Ты изменила его.
Её голос прозвучал неуверенно:
— Что это значит?
— Это значит, что ты та, кто ты есть — сильная и неповторимая — как Великий Рубеж, место, где нет Тьмы или Света, а есть только магия. Но в отличие от нейтрального Великого Рубежа, ты и Светлая, и Тёмная. Подобно мне. И после того, что я увидел сегодня ночью, и подобно Ридли.
— Но что случилось с луной? — Лена взглянула на Бабулю, но со скального уступа заговорила Амма.
— Ты расколола её, дитя. Мелхиседек прав, Порядок вещей изменен. Не могу сказать, что теперь будет, — то, каким тоном она произнесла «изменен», ясно говорило о том, что это последнее, что нам было нужно.
— Я не понимаю. Вы все здесь, но Хантинг и Абрахам тоже. Как это возможно? Проклятие… — Лена запнулась.
— Ты выбрала и Тьму, и Свет — условие, которое проклятие не предусмотрело. Никто из нас этого не предвидел, — в голосе Бабули слышалась боль. Она что-то скрывала, и я чувствовал, что всё намного сложнее, чем она показывала. — Просто я рада, что с тобой всё в порядке.
В пещере послышался всплеск воды. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-за угла взметнулись розово-белые пряди Ридли. Прямо позади неё стоял Линк.
— Похоже, я действительно смертная, — Ридли произнесла это с привычным ей сарказмом, но в голосе слышалось облегчение. — Вечно тебе нужно быть не такой как все, да? Молодец, опять всё испортила, сестрёнка.
У Лены перехватило дыхание, на секунду она просто замерла.
Это было уже слишком. Мэйкон был жив, в то время как Лена считала, что убила его. Она выбрала Призвание, и осталась и Темной, и Светлой. И насколько я понял, она расколола луну. Я знал, что Лена вот-вот лишится чувств от пережитого. И когда это случится, я буду рядом, чтобы увезти её домой.
Лена сжала Ридли и Мэйкона в объятиях, заключая их в ее собственном магическом круге, она не была больше ни Темной, ни Светлой, просто очень уставшей, но не одинокой.
Глава сороковая
Двадцать второе июня. Путь домой
Я не мог больше спать. Прошлой ночью я повалился на знакомый сосновый пол Лениной комнаты. Мы оба отключились прямо в одежде. Было странно двадцать четыре часа спустя оказаться в своей собственной комнате, снова в постели, после сна между древесных корней на грязной лесной подстилке. Я слишком многое повидал. Я встал и, несмотря на зной, закрыл окно. Снаружи слишком многого стоило бояться, слишком со многим надо было сражаться.
Удивительно, что в Гатлине вообще кто-то спал.
У Люсиль такой проблемы не было. Она смяла кучу грязной одежды в углу, взбив себе постель на ночь. Эта кошка могла спать где угодно.
Но не я. Я опять перевернулся, я с трудом привыкал к вновь обретенному комфорту.
Я тоже.
Я улыбнулся. Скрипнули половицы, и дверь моей комнаты распахнулась. В дверном проёме стояла Лена в моей полинялой футболке с Серебряным Сёрфером. Я смог разглядеть под ней краешек пижамных шортиков. Её волосы были влажными, и она снова распустила их, как мне нравилось больше всего.
— Это сон, да?
Лена закрыла за собой дверь с едва заметным огоньком в своих разноцветных глазах.
— А ты думаешь, это сон твоего типа или моего? — она откинула одеяло и забралась ко мне. Она пахла лимонами, розмарином и мылом. Для нас обоих это был долгий путь. Лена уткнулась мне в шею и прижалась ко мне. Я чувствовал, что под моим одеялом вместе с нами были и ее вопросы, и ее слезы.
Что такое, Ли?
Она еще теснее прижалась ко мне.
Думаешь, ты когда-нибудь сможешь простить меня? Знаю, ничто уже не будет прежним…
Я крепче обнял Лену, вспомнив все те моменты, когда думал, что потерял её навсегда. Эти воспоминания вились вокруг, грозя раздавить меня своей тяжестью. Нет ни единого шанса, что я смогу жить без неё. Простить её не было проблемой.