Как только прозвенел звонок, Джексон Хай стала напоминать Марди Гра. Девчонки поснимали топики и стали носиться по парковке в купальниках. Шкафы опустели, ноутбуки были заброшены подальше. Разговоры переросли в крики, провозглашающие, что младшие классы теперь перешли в разряд старшеклассников, а старшеклассники с сегодняшнего дня именуются выпускниками. Наконец, все получили то, чего так ждали целый год — свободу и новый этап в жизни.
Все, кроме меня.
Мы с Леной шли на парковку. Ее сумка болталась туда-сюда, и мы ненароком задевали друг друга. Между нами пробегали те же электрические разряды, что и месяцы назад, но только эти были ледяными. Она отошла в сторону, избегая соприкосновения со мной.
— Ну и как? — заговорил я с ней, как будто мы и знакомы-то не были.
— Что?
— Экзамен.
— Скорее всего, провалила. Я ничего не читала, — было трудно себе представить, что Лена не прочитала книгу, учитывая, что она отвечала на все вопросы, когда мы проходили «Убить пересмешника».
— Да? А я отлично справился. На прошлой неделе стащил копию теста со стола миссис Инглиш, — я солгал. Лучше уж я провалюсь, чем попробую смошенничать в доме, где правит Амма. Но Лена все равно меня не слушала. Я помахал рукой перед ее глазами. — Ли! Ты меня слушаешь? — Я хотел поговорить с ней о своем сне, но сначала мне нужно было, чтобы она меня хотя бы заметила.
— Прости. В голове столько всего, — она отвернулась. Немногословно, но куда больше, чем мне удавалось вытянуть из нее за прошлые недели.
— Что, например?
Она замялась:
— Ничего.
Ничего хорошего? Или ничего, о чем бы она могла рассказать здесь?
Она остановилась и повернулась ко мне лицом, преграждая мне дорогу:
— Мы уезжаем из Гатлина. Все мы.
— Что? — этого я не предвидел. На что она, видимо, и рассчитывала. Она специально закрылась от меня, чтобы я не узнал, что происходит внутри нее, не догадался о ее чувствах, которыми она не хотела со мной делиться.
- Не хотела говорить тебе. Это на несколько месяцев.
— Здесь как то замешана…, — знакомое чувство паники камнем рухнуло в животе.
— Нет, к ней это вообще никакого отношения не имеет, — Лена опустила глаза. — Бабушка и тётя Дель считают, что если мне уехать подальше от Равенвуда, я буду меньше думать о произошедшем. Буду меньше думать о нем.
«Если мне уехать подальше от тебя» — вот, что я услышал.
— Так с этим не справиться, Лена.
— Как так?
— Сбежав, Мэйкона ты не забудешь.
Она напряглась, услышав его имя:
— Правда? Это в твоих книжках написано? И где я? На пятой стадии? Шестой, последней?
— Неужели ты так думаешь?
— Вот стадия специально для тебя: оставь все в прошлом и беги, пока еще можешь. Когда я доберусь до этой стадии?
Я остановился и посмотрел на нее:
— Ты этого хочешь?
Она крутила свое ожерелье на длинной серебряной цепочке, прикасаясь к безделушкам, служившим напоминаниями о том, что мы видели или делали вместе. Она перекрутила ожерелье так сильно, что мне показалось, что оно вот-вот порвется.
— Я не знаю. Часть меня хочет уехать и никогда не возвращаться, а часть меня не может вынести мысль об отъезде, потому что он так сильно любил Равенвуд и завещал его мне.
Это единственная причина?
Я ждал, когда она договорит… и скажет, что не хочет уезжать от меня. Но она не сказала.
Я сменил тему:
— Может поэтому нам и снится та ночь.
— Ты о чем?
Я, наконец, привлек ее внимание.
— Сон, который снился нам прошлой ночью, о твоем дне рождении. Ну, то есть, это было похоже на твой день рождения, за исключением той части, где меня убила Сарафина. Это было так реально. Я даже проснулся с этим, — я задрал футболку.
Лена уставилась на розовый шрам, красовавшийся рваной полосой на моем животе. Она выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок. Лицо побледнело, в глазах паника. Впервые за недели я увидел проблески хоть каких-то эмоций.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь. Мне ничего вчера не снилось, — было что-то в выражении ее лица и в интонации, она была серьезна.
— Странно. Обычно нам одно и то же снится, — я пытался говорить спокойным голосом, но уже не мог угомонить часто забившееся сердце. Мы видели одинаковые сны с тех пор, как встретились. Именно они были причиной полуночных визитов Мэйкона ко мне — забрать ту часть сна, которую не должна была видеть Лена. Мэйкон сказал, что наша связь настолько крепка, что Лена видит мои сны. И что теперь можно сказать о нашей связи, когда ей больше мои сны не снятся?
— Это была ночь после твоего дня рождения, я услышал, что ты зовешь меня. Но когда добрался до вершины склепа, там оказалась Сарафина с ножом.
Лену, похоже, вот-вот стошнит. Мне бы уже остановиться, но я не мог. Я должен был надавить на нее, сам не знаю зачем:
— Что произошло той ночью, Ли? Ты никогда мне не рассказывала толком. Может именно поэтому мне она сниться.
Итан, я не могу, не заставляй меня!
Я не мог поверить. Она вернулась в мои мысли, снова Келтинг. Я попытался еще немного приоткрыть отворившуюся дверь, чтобы попасть в ее разум.
Мы можем поговорить об этом. Ты просто обязана со мной поговорить!
Что бы не чувствовала Лена, она от этого отмахнулась. Я почувствовал, как связь между нами резко оборвалась.
— Ты знаешь, что произошло. Ты упал, забираясь на вершину склепа, и вырубился.
— Но при чем тут Сарафина?
Она сжала ручку своей сумки:
— Я не знаю. Все кругом было в огне, помнишь?
— И она просто исчезла?
— Я не знаю. Я ничего не видела, а когда огонь погас, ее уже не было, — Лена говорила обороняясь, как будто я ее в чем-то обвинял. — Почему ты делаешь из мухи слона? Тебе приснилось, мне нет. И что? Обычный сон, не те, что раньше. Это ничего не значит.
Она пошла вперед.
Я заступил ей дорогу и снова поднял край футболки:
— Тогда как ты это объяснишь?
Рваные края шрама все еще розовели, словно он был недавно излечен. Широко распахнутые глаза Лены отражали солнечный свет первого летнего дня. На солнце ее ореховые глаза будто отливали золотом. Она не сказала ни слова.
— И песня… она изменилась. Я знаю, ты тоже ее слышишь. Срок грядет? Может, поговорим об этом?
Она попятилась от меня, что и было ее ответом. Но мне было плевать и не имело никакого значения, потому что я уже не мог остановиться.
— Что-то происходит, не так ли?
Она покачала головой.
— В чем дело? Лена…
Прежде чем я успел продолжить, к нам подошел Линк и хлестнул меня своим полотенцем:
— Кажется, на озеро сегодня никто не едет, разве что вы двое.
— Почему это?
— Посмотри на шины, Хлестнутый. Все проколоты, даже у Колотушки.
— Все? — Фэтти, школьный надзиратель, будет в ярости. Я посчитал количество машин на парковке. Достаточно, чтобы дело дошло до Саммервиля, может быть даже до шерифа. Это было не в компетенции Фэтти.
— Все, кроме машины Лены, — Линк показал на фастбэк. Я до сих пор не мог привыкнуть, что это теперь была машина Лены. Парковка погрузилась в хаос. Саванна звонила по телефону. Эмили кричала на Иден Уэстерли. Баскетбольная команда уже никуда не ехала.
Линк пихнул Лену плечом:
— Я не виню тебя за то, что ты с ними сотворила, но неужели нельзя было обойти Колотушку? У меня сейчас с наличностью туго, чтобы новые шины покупать.
Я посмотрел на нее. Лена была в растерянности.
Лена, это ты?
— Я этого не делала, — что-то тут не так. Прежняя Лена уже давно бы головы нам поотрывала просто за предположение.
— Как думаешь, это Ридли или…, — я посмотрел на Линка, не хотел при нем произносить имя Сарафины.
Лена покачала головой:
— Это не Ридли, — в голосе уверенности не было, да и голос был словно чужой. — Веришь или нет, но она не единственная, кто ненавидит Смертных.
Я посмотрел на нее, но именно Линк спросил вслух то, что вертелось на языке у обоих:
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
На фоне всего этого хаоса послышался рев мотоцикла. Парень в черной футболке проехал через ряд припаркованных машин, меняя злость на лицах чирлидеров на безысходность, и исчез на дороге. На нем был защитный шлем, поэтому лица его видно не было. Только его Харлей.