*****
В деревне осталось всего три семьи, остальные сгинули в одно мгновение, как началась война. Мне уезжать было не на что, да и не за чем. Что спасать то, старое тело на девятом десятке? Нет, увольте. Винсент, мой дорогой Винсент, ты бы задал им жару, будь сейчас со мной. Но ничего, я сделаю это за нас обоих. Жаль только, что в очередной раз подвернула ногу. Еще вчера, спускаясь в погреб по лестнице. Хромаю теперь на левую сторону, но ходить еще могу. Уже слышу, как сосед через дом кричит в истерике, чтобы прятались. Не дождетесь. Подойдя к старому шифоньеру и открыв его, я тихонько произнесла «дорогой мой Винсент». Смотря на твой старый пиджак, увешенный медалями и наградами ветерана, я поняла одну вещь - ты для меня был и остаешься смыслом жизни. Я надену его, если ты не против. И возьму твою винтовку, стоящую рядом. Подвяжу седые волосы, которые ты любил гладить когда-то. Я готова. Иду в угол. Подальше от всех окон и дверей. Ставлю рядом, на комод, старую фотографию с нашего отпуска. Винсент, ты помнишь, как мы отдыхали вместе на пляже в Жуан-ле-Пен и жили у моей тетушки? Ты еще ворчал, что ее комнатушка меньше чем наш туалет. Ох…, Винсент, скоро мы снова будем рядом. Уже слышу топот сапог у нас на крыльце…
*****
Если меня кто-нибудь спросит, стыжусь ли я своей родины? Я прямо отвечу – нет. Кто-то скажет, разве можно быть честным и достойным при этом носить черный крест на плече? Я отвечу без сомнений, конечно можно, ведь рано или поздно я определенно умру. Это неоспоримый факт, я давно его принял в своем сердце. Так вот, когда я окажусь там, на небе, встречу своих маму и папу, что я им отвечу? Что мне ответить им на вопрос – почему ты сбежал на Коста-Бланку, пока твоя родина задыхалась от черни и смрада, гибла от рук стада конформистов и ублюдков, в черно-серых кителях? Что я отвечу маме и папе? Нет, увольте, я не из тех, кто бежит в страхе от родины, едва ее приберет к рукам кто-то более отвратительный, чем сосед-пьяница, живущий через дорогу. Мой ответ - нет. Я не стыжусь своей родины, я меняю ее своей правой рукой, той, что осталась цела после бомбардировки Кесселя. Пусть оторвет и ее, меня это не остановит. Что мне эта рука, у меня есть дух, не сломленный, пылающий и верный.
*****
Я так ждала этого дня. Просыпалась и ложилась с мыслями о нем, из раза в раз прокручивая в голове, как все случится. Этот день, даже снился мне иногда. Энергия предвкушения переполняла меня, заполняя повседневное одиночество. И вот, настал тот час, когда в честь празднования дня Всех Святых, весь наш класс посадят в автобус и повезут в Монпелье, на обещанную экскурсию в галерею изобразительного искусства. Я надела свое самое красивое платье, почти новое, в голубую клетку, именно то, в котором он первый раз поцеловал меня. Сделала прическу как у моей мамы и была готова пережить свой самый лучший день в жизни. Надеюсь, он не заболеет чем-нибудь и будет там со всеми. Моя любовь. Я уже знаю, как все будет. Как я подойду к тебе возле какой-нибудь картины, где двое влюбленных нежно обнимают друг друга, как расскажу то, что сделает тебя самым счастливым парнем на свете. Ты узнаешь, что скоро станешь отцом, крепко обняв меня, снова поцелуешь. Как тогда, на закате…
Я искала тебя по всему проклятому музею, но так и не нашла. Где же ты, Габриэль? Кто отнял тебя у меня? Или это ты сам не захотел видеть меня? Я блуждала от одной картины к другой, в надежде увидеть твою фигуру, стоящую среди зевак и разглядывающую чью-нибудь турнюру на одном из полотен. Я села на лавочку в самом конце длинного зала и отчаявшись, схватилась за живот. Как же он ныл. Мне плохо без тебя, мой ангел. Будь ты рядом, наш малыш бы сейчас не причинял такой нестерпимой боли.
Сквозь нагрянувшие слезы я увидела ее, словно спрятанную от чужих глаз и ждущую лишь меня одну.
Более объективной картины в своей жизни я и не видела, пожалуй. Все, что существовало, существует и будет существовать, было в ней. Не на полотне, а за ним. Она нарисована не здесь, я уверена, не в этом мире! Словно подаренная бесконечным пространством, необъятным и столь желанным, что хочется замереть, не отрывая глаз. Эта картина смотрела на меня, пристальнее, чем я на нее. Она видела меня такую, какая я есть от рождения, многоликую, израненную и отчаявшуюся.