Я никогда не забуду выражение его глаз, когда вчера вечером он вышел под свет, позволив мне увидеть его впервые. Так трудно. Даже дикий. Я уверен, он ожидал, что я закричу от ужаса, увидев его лицо. Но шрамы меня не пугают. Там, откуда я родом, у большинства мужчин есть какие-то боевые раны, как снаружи, так и невидимые для всех.
Насколько мне известно, у Михаила, следователя моего отца, не только лицо в шрамах, но и глаз. Я до сих пор нахожу его чертовски горячим. Даже с повязкой на глазу.
Еще есть мой дядя Сергей, у которого до сих пор время от времени случаются психотические приступы из-за посттравматического стрессового расстройства. Если его жены нет рядом, когда это происходит, прохожие часто получают травмы или того хуже.
Каждый человек, попавший в криминальный мир, должен иметь дело с последствиями. Это реальность, и мы все ею живем. И все же мне интересно. Что случилось с лицом Рафаэля?
Однако это не делает его менее привлекательным. Если бы обстоятельства были иными, я бы не прочь пойти с ним на свидание. Если быть честным с самим собой, мне очень нравится время, которое мы проводим вместе. Особенно ссоры. Меня тянет к ауре угрозы, в которую он, кажется, окутан. Очарован ею, как мотылек, обольщенный пламенем. И теперь я жажду его прикосновений. Ласка мужчины, который держит меня в плену. Который держит в своих руках силу жизни и смерти и без колебаний использует ее против моей семьи. Моё желание его — это просто извращение.
Я быстро расстегиваю ожерелье и кладу его обратно в коробку. Затем, взяв со стола инжир, направляюсь в кабинет Рафаэля, чтобы вернуть подарок, при этом с удовольствием жевая фрукт.
Тридцать минут спустя я выхожу из ванной, одетая в серо-голубую классическую рубашку длиной ниже колен и черный галстук, служащий мне поясом. Мои свежевымытые и расчесанные волосы заплетены в косу и закреплены на конце зубной нитью. Тапочки из искусственного меха — завершающий штрих моего элегантного наряда. Я готов к походу по магазинам.
Этот день может пойти по одному из двух путей. Во-первых, я возвращаюсь в особняк с подходящей одеждой. Во-вторых, я сижу в мягкой комнате напротив парня в белом халате и отвечаю на вопросы типа: — Вы слышите голоса?–
Спускаясь по широкой лестнице на первый этаж, я замечаю, что вокруг суетятся еще несколько горничных, чистящих и без того довольно чистые поверхности. Двое рабочих, которых я видел ранее на террасе, снимают одно из окон слева от входной двери. Сквозь щель я замечаю садовника, уже не того, что раньше, стоящего на коленях у клумбы рядом с подъездной дорожкой и выпалывающего сорняки.
Когда я подхожу к кухне, до меня доносятся ноты итальянской песни. Я останавливаюсь на пороге и заглядываю внутрь. Высокая темноволосая женщина в простом черном платье работает на острове, а на подоконнике играет музыка. Запах свежеиспеченного хлеба щекочет ноздри, вызывая слюноотделение только от этого запаха.
— Эм. Доброе утро, — говорю я.
Женщина отрывается от своей работы и осматривает меня от конца косы, которую я перекинула через плечо, до кончиков пальцев ног, выглядывающих из-под пуха тапочек. Выражение ее лица варьируется от удивления до абсолютного замешательства.
— Sei la ragazza di Raffaello? — спрашивает она, широко раскрыв глаза.
— Я не уверен, где находится Рафаэль. Извини.–
— Я, Ирма. Она указывает пальцем, покрытым мукой, на себя, затем на меня. — Ты. Девушка Рафаэля?
— Эм. точно нет. Лучше бы подошёл термин — пленник Рафаэля. Я указываю на себя. — Василиса.
Женщина наклоняет голову набок, еще раз оглядывая меня, ее взгляд останавливается на галстуке, который я использовал вместо ремня.
— Девушка Рафаэля. Она кивает. — Хорошая партия.–
— Я не его… — пытаюсь уточнить, но Ирма уже повернулась ко мне спиной и достает что-то из духовки.
Склонившись над кухонным островом, я ошеломлен большой кастрюлей с чем-то, похожим на пиццу с толстой корочкой, в ее руках. И, Боже мой, он даже не сгорел.
— Я вижу, ты встал. Голос Гвидо раздается позади меня. Он звучит почти дружелюбно.
Я беру тарелку с большим куском пиццы, которую передает мне Ирма, и оборачиваюсь. — Я вижу, ваши сотрудники вернулись.
— Да, — бормочет он, затем встречается со мной взглядом. — Мне жаль, что я напал на тебя на днях. Когда дело касается моего брата, я склонен чрезмерно защищаться.