— Что! — Она вскрикивает и толкает меня в грудь руками. — Я не допущу, чтобы кого-то из моих сыновей опускали в землю в гробу. Калоджеро обещал мне, что не допустит вас и Гвидо.
— Дон никогда бы на это не согласился, мама. Мы все знаем, что ожидается, что я пополню их ряды вместо папы.
С ее губ срывается болезненный стон. — И я знаю, что Калоджеро уже поручил тебе выполнить несколько поручений Семьи, хотя он знал, что это не то, чего я хочу для твоего будущего. Он поклялся, что любит меня, и пообещал убедиться, что Манкузо согласится освободить тебя от ответственности. И я ему поверил. Я пытался спасти своих сыновей от участи их отца, слишком поздно осознав, что потратил годы, согревая ложе лежащей змеи.
Я в шоке смотрю на мать. — Я думал, ты любишь его.
— Я сделал! — шепчет она, а слезы текут по ее щекам. — Вплоть до того момента, как он сказал мне, что он ничего не может сделать, чтобы удержать тебя из когтей Манкузо. Поэтому я взял дело в свои руки. И я потерпел неудачу. Господи Боже, они нас всех убьют.
— Мама. — Я беру ее трясущиеся руки в свои. — Что ты сказал полиции?
— Все. Я рассказал им все, что знал. В том числе и по поводу той поставки наркотиков. Но полиция не должна была совершать обыски в порту. Мне сказали, что они продолжат слежку, поскольку у них пока недостаточно улик против самого Манкузо. Этот детектив заверил меня, что нас троих увезут прежде, чем произойдет что-нибудь, что могло бы выдать мою причастность. Он сказал, что ему необходимо обеспечить мою безопасность как потенциального ключевого свидетеля обвинения.
Мой желудок падает на пол, меня охватывает страх. В моей голове начинают реветь сигналы тревоги. Половина местной полиции получает зарплату от Коза Ностры. Один из прислужников Манкузо, должно быть, узнал, что детектив разговаривал с кем-то внутри, и его вывели. Сбрасывать трупы в море — стандартный прием Семьи.
— Мы это исправим, — хриплю я. — Они не знают, что это был ты. Мы будем-
Я замолчал, услышав звук подъезжающей к дому машины. Моя голова поворачивается к окну, выходящему во двор. Не одна, а две черные машины подъехали к нашему подъезду. Первый — обычный на вид седан, такой же, как тот, на котором ездит Калоджеро. Но вторая машина — элегантный лимузин с тонированными стеклами. Машина дона.
— Они знают. — Едва слышные слова слетают с маминых губ.
Отвернувшись от меня, она бросается к кухонному шкафу и в истерике начинает доставать из него чистящие средства.
— Иди за Гвидо—, — говорит она. — Можно вылезти из окна. Видит Бог, ты делал это достаточно раз.
Я хватаю пистолет, спрятанный на верхней полке среди баночек со специями. — Я никуда не поеду.–
Мама приближается ко мне, ее глаза полны непоколебимой решимости, и она сует мне в свободную руку полиэтиленовый пакет. — Деньги. Еще есть записка с контактным номером человека из Мессины, который организует вашу поездку в Америку.
Звук приближающихся ног. Несколько из них. Подходим к нашей входной двери.
— Мама. Слова застревают у меня в горле.
— Мои действия будут расценены как величайшее предательство, Рафаэль. Они не дадут мне жить. И они убьют тебя и Гвидо, если ты останешься здесь. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Она осторожно высвобождает мои пальцы из рукоятки пистолета, забирая оружие. — Если ты любишь меня, ты схватишь своего брата и убежишь.
Мой разум кружится, пытаясь найти выход. Нет никакого. Нарушение омерты означает смертный приговор для всей семьи. Детей, которые слишком малы и ничего не знают о делах Коза Ностры, можно пощадить. Но Манкузо не доброжелательный человек. Он захочет показать всем нам пример. Я уже мертв, это факт. Гвидо всего четыре года, но я не сомневаюсь, что дон решит убить и моего брата.
Я хватаю маму за руку. — Ты тоже придешь.
— Они придут за нами. Но если я. оставаться. этого может быть достаточно. А это может означать, что они не будут вас преследовать.
Нет! Как я могу бежать и просто бросить свою мать на смерть?
Пронзительный звонок дверного звонка разносится по всему дому, гремя внутри моего черепа, словно взорванный блок тротила. — Я не могу.
— Подумай о своем брате, Рафаэле. Мама наклоняет мое лицо вниз и целует меня в лоб. — Пожалуйста. Не разбивай сердце своей матери.
Я с трудом сглатываю. Горло почти не работает.
Обхватив пальцами полиэтиленовый пакет, я сжимаю его изо всех сил.
— Это мой мальчик. — Она кивает. — Идти. И никогда сюда не возвращайся.