— Потому что, хотите верьте, хотите нет, — говорит он, ставя теперь пустой стакан на стол рядом с собой, — я слишком наслаждаюсь вашей компанией. И я скучал по нашим беседам.
Я втягиваю воздух, не в силах отвести взгляд от его глаз. Наши лица так близко, что его теплое дыхание касается моей кожи. Мои губы. — Ты рискуешь быть застреленным, и все это ради того, чтобы поговорить со мной там, где я не смогу тебя просто игнорировать?–
— В любой день, — рычит Рафаэль, прежде чем его рот накрывает мой.
Его вкус захватывает меня. Огонь распространяется по моим венам, самое всепоглощающее пламя обжигает меня изнутри. Боже, я тоже по нему скучал.
Я пыталась дистанцироваться от мыслей о нем, надеясь, что выполнение повседневных задач каким-то образом поможет уменьшить опасные, запутанные чувства, которые у меня развивались к Рафаэлю. За последнюю неделю я двенадцать раз реорганизовывал его вход просто потому, что прикосновение к его вещам приносило мне утешение. Кроме секса, мы вообще не соприкасались. Никаких поцелуев вне спальни. Я пыталась сказать себе, что это притяжение, которое я чувствую к нему, — не что иное, как сексуальное влечение. Это не.
И этот поцелуй тому подтверждение. Когда я отвечаю на его поцелуй, это ощущение затмевает все остальное. Здравый смысл. Самосохранение. Удушающее чувство вины. Ничто не имеет значения, кроме него.
Когда его губы отрываются от моих, наши глаза остаются прикованными, и внезапно мне кажется, что мне не хватает воздуха.
— Считается ли на Сицилии поцелуй на публике невежливым? — спрашиваю я, когда он опускает меня обратно на землю. В комнате воцарилась неожиданная тишина. Никто не разговаривает. Они все просто пялятся на нас. — Почему все смотрят?–
— Они смотрят с того момента, как ты вошел в комнату. Сначала это было любопытство и удивление. Теперь я почти уверен, что они просто боятся тебя.
У меня нет возможности спросить, что, черт возьми, он имеет в виду, когда говорит, что люди меня боятся, потому что мой взгляд ловит темно-красное пятно, растекающееся по рубашке Рафаэля.
— Рафаэль. Я беру его куртку сбоку и убираю ее. Большая область на его левом боку залита кровью. — О, Боже. Что случилось?–
— Незначительная ошибка в моей оценке. Я ошибочно пришел к выводу, что швы не потребуются. Он поправляет пиджак и застегивает его, как будто в этом нет никакой проблемы. — Гвидо позаботится обо мне, когда мы вернемся. Его тон остается спокойным, но теперь в его зеленых глубинах кружится что-то еще. — Скоро должен появиться певец, который даст небольшое выступление, а официанты принесут торт кассата. Я думаю, тебе это понравится.
— Мы не ждем чертового торта, пока ты повсюду истекаешь кровью! — Я шепчу-кричу.
— Это сицилийское блюдо. Ты должен это попробовать.
Я смотрю на него в шоке. — Вам нужен врач.
— Гвидо справится с этим. Это будет не в первый раз.
— Я имел в виду твою голову, придурок!
Губы Рафаэля растягиваются в коварной ухмылке. — Это русское имя, Веспетта?–
— Это значит — придурок—! — Я ухмыляюсь сквозь зубы, хватаю его за руку и тяну к выходу.
Потрясенные лица смотрят на нас, а люди расступаются, пропуская нас. Рафаэля, кажется, не беспокоит тот факт, что я тащу его через вестибюль отеля. На самом деле, на его лице мелькнула легкая ухмылка.
— Полагаю, это означает, что мы останемся не ради торта? — спрашивает он, когда мы выходим на улицу.
— Вы угадали.–
— Мм-хм. Думаю, я все-таки могу тебе понравиться, Василиса, хоть чуть-чуть. Пропускаете десерт ради меня? Я чувствую себя особенным.
Фу. Этот мужчина. Я внимательно наблюдаю за ним, часто бросая на него взгляды, пока мы идем по парковке к внедорожнику Рафаэля, ища признаки бедствия. Кажется, он в порядке. Это нормально? Сколько крови он уже потерял?
Как только мы доходим до зловещего вида — Мазерати—, я дергаю его за лацкан пиджака. — Наклонитесь, пожалуйста. Мне нужно проверить твои зрачки.
Рафаэль упирается рукой в крышу машины и наклоняется вперед, пока его лицо не оказывается прямо перед моим. Я обхватываю его подбородок ладонями и слегка наклоняю его голову в сторону, к свету лампы. Боже мой, его глаза такие красивые. Их блеск напоминает мне морское стекло, которое я нашел на берегу. Опалесцентный. И нагло сосредоточился на мне. И когда он смотрит на меня таким, какой он есть сейчас, у меня создается впечатление, что он хочет проглотить меня целиком. Каждый раз у меня слабеют колени.