— Зачем ты мои зрачки проверяешь, Василиса? — спрашивает он хриплым голосом.
— Я не уверен. Врачи постоянно делают это в кино. Я убираю выбившуюся прядь волос с его лба.
— Тест зрачков проводится для проверки на черепно-мозговую травму. Это не имеет ничего общего с кровотечением.
— Ну, я все равно их проверяю. Оставайся смирным.
Мне его глаза кажутся нормальными. Но его кожа кажется теплой. Я касаюсь его виска кончиками пальцев, затем тыльной стороной ладони — его щеки. Бля, я не могу понять. Поднявшись на цыпочки, я прижимаюсь губами к его лбу.
Рафаэль напрягается, как доска, каждый его мускул напрягается от напряжения.
— Что ты делаешь? — он спрашивает. Тон его голоса странный. Я вижу, что ему не по себе, но понятия не имею, почему.
— Проверяем температуру. Я приближаю губы к его виску. Затем вернемся к его лбу. Нет, температура у него вроде нормальная. На данный момент. Я провожу костяшками пальцев по его скуле. — Нам следует поторопиться. Вам нужно принимать антибиотики.
Рафаэль склоняет голову набок и наклоняется ниже, впившись мне в глаза. — Я уже взял немного. Но если это заставит тебя меньше волноваться, я возьму их снова.
— Я не думаю, что лекарства действуют именно так—, — задыхаюсь я, загипнотизированная опасным блеском в его глазах.
— И я не ожидал, что ты будешь беспокоиться о моем благополучии.
— Конечно, я волнуюсь! Мы практически в глуши. До поместья ехать минимум полчаса. Как ты собираешься водить машину в твоем состоянии?–
— Какое состояние?–
— Состояние кровотечения повсюду! — кричу я, а в уголках глаз собираются слезы.
— Мои кровеносные сосуды не справляются с управлением, Веспетта.
Разочарованный всхлип срывается с моих губ. Я вытираю слезы тыльной стороной ладони, затем хватаю его за руку и трясу.
— Как ты можешь быть таким чертовски невозмутимым? Ты ранен! Что делать, если вы впадаете в шок? Или истечь кровью? Я не знаю первой помощи, Рафаэль! А что, если мне нужно отвезти тебя в отделение неотложной помощи, а ты не отвечаешь? Я даже не знаю твою группу крови! Или если у вас аллергия на лекарства. Что, если-
Рот Рафаэля сжимает мой. Как обычно, когда он меня целует, я напрочь забываю обо всем, кроме него.
— Ты умеешь водить, — бормочет он мне в губы. — Или мы можем просто сесть в машину, и ты покатаешься на моем члене. Убедитесь, что моя кровь перенаправлена в другое место.
Я прикусываю его нижнюю губу. Жесткий. Затем заставлю себя прервать поцелуй. — Ключи.
Глаза Рафаэля сужаются в ухмыляющиеся щелочки, когда он достает ключи из кармана и бросает их мне на вытянутую ладонь. Я забираюсь на водительское сиденье и тянусь к рулю. Но с тем же успехом он и педали могут находиться в другом часовом поясе.
— Ммм. Где… — начинаю я спрашивать, но уже скатываюсь вперед.
— Вот—, — говорит Рафаэль, удерживая переключатель на внешнем крае основания сиденья. — У меня нет дополнительных подушек, — продолжает он, нажимая на другой рычаг, чтобы поднять сиденье, — но с этого момента я позабочусь о том, чтобы в автомобиле была одна.
— Подушки?–
— Да. — Он обходит машину и садится на пассажирское место. — Вам будет легче видеть за рулем с дополнительной набивкой.
Я качаю головой. Сицилианец только что меня подразнил?
— У вас есть GPS? — спрашиваю я, запуская двигатель. — Я не могу найти дорогу по этим проклятым извилистым грунтовым дорогам.
— Мне нравятся извилистые грунтовые дороги. Одна из главных причин, по которой мне нравится район Таормины, заключается в том, что здесь не так много автомагистралей.
— Что плохого в хороших, прочных шоссе?–
— Они портят ландшафт.
Я украдкой смотрю на него краем глаза. — Как вы себя чувствуете?–
— Странный.–
В моей голове мгновенно срабатывают сигналы тревоги. — В чем дело?–
— Я никогда раньше никому не позволял водить мою машину.
— Почему нет?–
— Как я уже говорил вам, я не люблю, когда трогают мои вещи. В том числе и мои машины. Моя одежда. — Он включает GPS, затем встречается со мной взглядом. — Моя кровать.–
Закусив нижнюю губу, я быстро оглядываюсь на дорогу перед нами. Я ношу одежду Рафаэля с тех пор, как приехал сюда. Фактически, он приложил все усилия, чтобы заставить меня носить только его одежду в течение нескольких дней после моего приезда. И я все это время спал в его постели.
— Почему? — Я спрашиваю.
— Потому что давным-давно я потерял все, что у меня было, и у меня не осталось ничего, что принадлежало мне. За все, что у меня есть сейчас, я боролся кровью и потом, чтобы завладеть этим, но ради этого я отдал большую часть своей души. Легкий ритм его слов меняется, и его тон меняется, приобретая резкость. — Я не делюсь тем, за что пришлось выменять душу, Василиса.