Она отходит от окна. Ее локоны превратились в спутанный ком.
— Джемма, я хочу, чтобы ты знала: хотя я и не одобряю твои переговоры с Цирцеей, я готова простить тебя.
— Ты… простить меня? — медленно произношу я.
— Да. Потому что я переродилась и вижу все совершенно отчетливо. Здесь произойдут перемены.
Она улыбается и целует меня в щеку, и от этого покалывает кожу.
— Пиппа, о чем ты говоришь?
Ее глаза меняются, как мираж: фиолетовые — голубовато-белые, фиолетовые — голубовато-белые… пока я наконец не перестаю понимать, какие из них настоящие, а какие — всего лишь ложная надежда в пустыне.
— У меня тоже было видение. Настанет новое время, возникнет новая империя в сферах. И те, кто не с нами, — те против нас. И еще есть вопрос тех, кто, по правде говоря, просто не годится для нового времени: это больные и нищие. Те, кто никогда не сможет по-настоящему что-то значить.
Ее лицо становится жестким.
— Выродки.
Пиппа берет меня под руку, и мне очень хочется оттолкнуть ее и убежать.
— Признаюсь, я не знаю, что делать с бедняжкой Вэнди, — со вздохом говорит Пиппа. — Она становится настоящей обузой.
Мой голос звучит не громче шепота:
— Что ты имеешь в виду?
Пиппа надувает губы, перепачканные ягодным соком.
— Она слышит крики, когда совершенно никто не кричит. Никто из нас ничего такого не слышит! Я уже ей говорила, чтобы она прекратила свои выходки. Я ей даже пощечину дала за это!
— Ты ударила Вэнди?!
В голосе Пиппы звучит жестокая решимость.
— Она пугает других девушек, и из-за этого им не хочется играть. Нет никаких криков! Ей просто нравится идти наперекор!
— Даже если ты ничего не слышишь, это не значит, что ничего такого нет.
На лице Пиппы возникает одна из ее самых детских улыбок.
— Ох, Джемма… Когда мы с тобой снова отправимся в Зимние земли? Разве это не интересно? Проплыть на лодке через то ущелье. Промчаться через вересковую пустошь и позволить Дереву Всех Душ нашептать нам, кто мы есть на самом деле, чем мы можем на самом деле стать…
— Ты так говоришь, словно уже ходила туда без нас.
Пиппа снова смотрит на меня с той странной улыбкой.
— Конечно же, нет. Я бы не пошла туда без тебя.
Леденящий порыв ветра врывается в окна башни. В мой ум вползает чудовищная мысль.
— Что случилось с мистером Дарси? — шепотом спрашиваю я и сама удивляюсь, как вдруг начинает колотиться сердце — быстро, неровно…
Пиппа долгое мгновение смотрит мне прямо в глаза.
— Это ведь всего лишь кролик. Кому он нужен?
Радостный смех плывет по лестничной шахте с нижнего этажа. Кто-то кричит:
— Пиппа, идем к нам!
Пиппа усмехается.
— Мои подданные ждут.
Она начинает спускаться по лестнице, и оборачивается, не слыша за спиной моих шагов.
— Ты идешь?
— Нет, — отвечаю я. — Я не в том настроении, чтобы танцевать.
Глаза Пиппы обретают цвет Зимних земель.
— Жаль.
Когда я наконец спускаюсь из башни, все девушки собрались в церкви. Фелисити и Пиппа сидят рядышком на троне, как особы королевской крови. Пиппа в одной руке держит какую-то палку, словно это скипетр, и на ней тот плащ, который Фелисити подарила несколько недель назад. Кажется, с того счастливого времени прошли многие годы. Энн прикрепляет шлейф к платью Мерси. Мэй натягивает на руки длинные перчатки; Бесси щелкает веером, то открывая его, то снова сворачивая. И только Вэнди сидит в одиночестве, держа в руках опустевшую клетку мистера Дарси.
— Теперь у вас появился наконец шанс стать настоящими леди, и никто не скажет вам, что вы не такие же, как лучшие из них, — возвещает Пиппа.
Глаза девушек сияют. На голове Пиппы гордо красуются страусиные перья, как у настоящей дебютантки, которой ей никогда не стать в нашем мире.
— Мисс Бесси Тиммонс! — выкрикивает Фелисити, и стены замка отзываются стоном.
Под тонким слоем иллюзии лианы продолжают свое ползучее наступление.
Девушки одна за другой торжественно скользят к Пиппе. Они приседают перед ней в низком реверансе, и она сдержанно кивает и позволяет им подняться. Когда они пятятся назад, их лица светлы, восторженны. Они всем сердцем верят, что действительно стали настоящими леди.
А по взгляду Пиппы я вижу, что она безоглядно верит в то, что она — королева.
Я бегу по пыльным коридорам Храма, проношусь мимо пораженной Аши, я спешу прямиком к колодцу вечности. Цирцея плавает там точно так же, как каждый раз, когда я прихожу сюда.
Каждый раз. Я и не осознавала, как много раз сюда приходила.
— Кентавра Креостуса кто-то убил, — говорю я. — Ты имеешь какое-то отношение к этому?
— Да как бы я могла, находясь здесь? — говорит Цирцея, но меня это не успокаивает.
— Мне необходимо знать, что происходит, — говорю я. — Ты обещала дать мне ответы.
Воздух в пещере сырой и теплый. От него у меня болит в груди.
— Нет. Я обещала тебе помочь понять твою силу — в обмен на магию.
— Ах да, магия! Зачем она тебе нужна? Откуда мне знать, что ты не воспользовалась ею, чтобы организовать всякие неприятности? Ты могла и покинуть этот колодец, насколько я знаю. Ты могла убить Креостуса. Ты могла заключить союз с существами Зимних земель.
Я лишь теперь по-настоящему понимаю, что натворила. От злости я пинаю стенку колодца, и от нее откалывается маленький кусочек камня.
Голос Цирцеи звучит сурово:
— Незачем терзать колодец. Он ни в чем не виноват. Но что вообще тебя беспокоит? Дело в Евгении?
— Н-нет, — запинаясь, отвечаю я.
Я ничего больше не скажу ей о миссис Спенс. Это было ошибкой. Я поднимаю осколок камня и верчу его между пальцами.
— Это Пиппа. Она теперь сама владеет магией. Я не давала ей ни капли уже много дней, но, возможно, это остатки того, что я…
— Перестань обманывать себя. Ты знаешь, как она это получила. Она заключила договор с Зимними землями.
Истина просачивается в меня не сразу, а как бы каплями.
— Там был маленький кролик, у одной из девушек, — тихо говорю я. — Пиппа сказала, что он сбежал.
— В следующий раз это будет уже не какой-нибудь кролик, — предостерегает Цирцея. — Но что насчет нашей прославленной Евгении? Насчет Дерева Всех Душ? Ты еще не нашла кинжал?
— Пока нет, но я найду, — отвечаю я. — Почему ты ее так ненавидишь?
— Потому, — сдавленно произносит Цирцея. — Она никогда не заглядывала в собственные темные глубины, так как же ей понять чужие сердца? Полагаю, смерть кентавра означает, что союза не будет.
— Полагаю, нет, — соглашаюсь я.
Я только теперь осознаю, какие меня ждут впереди трудности. Я дала обещание, которого не сдержала. И теперь у меня появились враги.
— А ты можешь поклясться, что не имеешь отношения к убийству Креостуса? — снова спрашиваю я, подбрасывая камешек на ладони.
— Да как бы я смогла? — отвечает она вопросом.
Когда я выхожу из-за стены падающей воды, меня ждет Аша. Она поспешно кланяется.
— Леди Надежда, мне нужно с тобой поговорить, — настойчиво говорит она.
— А в чем дело?
Аша ведет меня в какую-то комнату, где сидят на тюфяках хаджины, нанизывая на нитки маковые цветы. Красный дым поднимается из множества медных чаш.
— Это правда, что убит кентавр и что обвиняют в этом хаджинов?
— Да, — киваю я. — Его нашли с цветком мака в руке.
— Но мы не имеем никакого отношения к этому убийству!
Аша потирает ладонь большим пальцем, она выглядит как встревоженный камень.
— Мы не хотели участвовать в их политике. Мы хотели только, чтобы нас оставили в покое, жить в безопасности…
— Да нет никакой чертовой безопасности! — рявкаю я. — Когда ты наконец это поймешь? Твой народ хотя бы знает, что я предлагала тебе долю магии, а ты отказалась за всех?
Хаджины поднимают головы, отвлекшись от своих гирлянд.
— Аша, это правда? — спрашивает какая-то девушка.
— Это не наш путь, не наша судьба, — спокойно произносит Аша. — Мы не выходим за пределы нашего племени. И вы это знаете.