Отвратительная сплетня, рассказанная Аннабель, тяжким грузом лежит на душе.
— Тебя должна представлять леди Маркхэм?
— Да, поскольку кто-то же должен меня представить, — отрывисто отвечает Фелисити. — Может, мой отец и морской герой, но моя семья не обладает таким положением в обществе, каким наслаждаешься ты.
Я не обращаю внимания на удар. Солнце радует первым теплом, скоро должна установиться отличная погода, и мы поднимаем лица к небу, как цветы.
— А что она за женщина, эта леди Маркхэм?
— Поклонница леди Денби, — фыркает Фелисити.
Я морщусь при упоминании матери Саймона. Она не любит ни Фелисити, ни миссис Уортингтон.
— Ты ведь знаешь, какого сорта такие дамочки. Им нравится слышать лесть, и они готовы верить, что ты впитываешь каждое их слово, как будто оно срывается с языка самого Иисуса. «Как же, леди Маркхэм, я благодарна вам за добрый совет». — «Какая вы умная, леди Маркхэм!» — «Я это накрепко запомню. Как мне повезло, что у меня такая наставница, как вы, леди Маркхэм!» Такие хотят владеть тобой целиком и полностью…
Фелисити поднимает руки, тянется к небу.
— Предоставлю все это матушке.
— А если леди Маркхэм не захочет представлять тебя… что тогда? — спрашиваю я, давясь застрявшим в горле тяжелым комом.
Руки Фелисити падают и повисают вдоль тела.
— Тогда со мной покончено. Если я останусь без дебюта, мое наследство перейдет госпиталю Фаундлинг, а я буду жить у отца из милости. Но такого не произойдет.
Фелисити хмурится.
— Я бы сказала, что ты уж очень много говоришь на эту тему. Ты что-то слышала?
— Нет, — не слишком уверенно отвечаю я.
— Ты лжешь.
Теперь мне некуда деваться. Фелисити будет давить на меня до тех пор, пока я не скажу ей правду.
— Ладно, хорошо. Да. Я слышала в Лондоне сплетню, что леди Маркхэм передумала представлять тебя ко двору… из-за… из-за твоей репутации. Вот я и подумала, раз уж возникла такая опасность, тебе лучше было бы… ну… вести себя как следует.
Слова отражают лишь тень моих мыслей.
Фелисити щурится, но в ее глазах я вижу боль.
— Вести себя как следует?
— Только до начала бального сезона…
Фелисити презрительно усмехается.
— Неужели я должна трепетать от каждой грязной сплетни? Мне приходилось переживать и кое-что похуже. Знаешь, Джемма, честно говоря, с тех пор, как ты перестала водить нас в сферы, ты превратилась в какую-то скучную мышь. Я не узнаю тебя.
— Я хотела всего лишь предостеречь тебя, — возражаю я.
— Я не нуждаюсь в предостережениях; я нуждаюсь в друзьях, — говорит Фелисити. — А если тебе хочется бранить меня, как будто ты какая-нибудь школьная мымра, ты можешь обойтись компанией Найтуинг.
Она резко бросается в сторону, берет под руку Элизабет, и солнце, только что казавшееся таким теплым, перестает меня согревать.
Утренние лучи проникают сквозь пыльные цветные окна церкви. Солнце высвечивает слой въевшейся грязи на ангелах и особо яркий, безжалостный свет бросает на странную панель с изображением одинокого ангела-воина с отсеченной головой горгоны.
Мы склоняем головы в молитве. Мы поем гимны. А в конце наша учительница французского языка, мадемуазель Лефарж, читает несколько строк из Уильяма Блейка.
Неужели впредь моя жизнь будет именно такой? Приемы с чаем, страх от того, что я тут чужая, что я всех обманываю? Ведь я держала в руках магию! Я почувствовала вкус свободы в краю, где никогда не кончается лето. Я перехитрила братство Ракшана, завоевав юношу, чей поцелуй до сих пор ощущаю на губах. Неужели все это было впустую? Лучше бы мне не знать ничего этого, чем лишиться, едва попробовав.
К глазам подступают слезы, и я, чтобы восстановить самообладание, сосредотачиваюсь на грязных стеклах и на странном изображении, сочетающем в себе опасного ангела и непонятного воина. Мадемуазель Лефарж наполняет пространство церкви возвышенными словами мистера Блейка.
Мадемуазель Лефарж покидает кафедру, и ее место занимает миссис Найтуинг.
— Спасибо за стихи, мадемуазель Лефарж. Очень волнующе. Эта поэма напоминает нам о том, что великое может скрываться даже в самом малом, в скромнейшем из сердец и что мы, каждая из нас, будем призваны к величию. А встанем ли мы ему навстречу или ускользнем в сторону, зависит только от нас самих.
Ее взгляд обходит помещение и, кажется, останавливается на каждой девушке, как бы передавая нам что-то неощутимое. Недавнее желание хихикнуть тает, на меня наваливается тяжесть, подобная позднему весеннему снегу.
— Скоро апрель; а там и до мая недалеко. И для некоторых девушек настанет время покинуть нас.
Энн, сидящая рядом со мной, рассеянно потирает шрамы на запястьях. Я касаюсь ее руки.
— Каждый год мы устраиваем небольшое чаепитие в честь наших выпускниц. Но в этом году его не будет.
Тихий ропот прокатывается по маленькой церкви. Девушки перестают улыбаться. У Элизабет такой вид, словно она готова вскрикнуть: «Ох! Ох, нет!»
— Она не посмеет, — в ужасе шепчет Сесили. — Не может быть!
— Тише, тише, пожалуйста! — призывает всех к порядку миссис Найтуинг. — Я с удовольствием сообщаю вам, что в этом году у нас будет не чаепитие, а скорее нечто вроде бала.
Восторженный писк прокатывается от ряда к ряду. Бал!
— Это должен быть костюмированный бал, веселое представление, мы устроим его первого мая для наших покровителей и родственников. Не сомневаюсь, вы уже начали воображать себя феями или знатными индийскими принцессами. Может быть, среди вас окажутся и пираты или Нефертити, а может, и величественная королева фей Мэб.
И снова восторженный девичий писк нарушает безмятежность церкви.
— Я буду великолепной королевой Мэб, — заявляет Фелисити. — Это как раз для меня, тебе не кажется?
Сесили приходит в ярость:
— Нет уж, Фелисити Уортингтон, это будет мой костюм!
— Ничего подобного. Я первая об этом подумала.
— Как это ты могла подумать первой, когда это сделала я!
— Леди! Изящество, обаяние, красота! — кричит миссис Найтуинг, стараясь заглушить шум.
Она напоминает нам и о девизе школы Спенс, и о наших манерах. Мы тут же съеживаемся, как цветочная клумба при порыве резкого холодного ветра.
— Есть и еще один сюрприз. Как вы знаете, наша мисс Мак-Клити несколько месяцев отсутствовала по настоятельным семейным делам. Я рада сообщить вам, что ее долг исполнен, и скоро она вернется к нам. Я получила от нее письмо, которое и прочту вам сейчас.
Миссис Найтуинг откашливается.
— «Дорогие леди школы Спенс! Я очень надеюсь, что вы все пребываете в добром здравии. Весна, должно быть, уже проливает свой свет на нашу дорогую школу. Пейзажи вокруг наверняка прелестны, и я надеюсь вскоре насладиться ими. Миссис Найтуинг спросила меня, могу ли я занять место, освобожденное мисс Мур, и я с радостью сообщила, что согласна. Я не собиралась навсегда оставаться в школе Спенс, но, похоже, я нужна там, а я всегда направляюсь туда, куда зовет меня долг. Искренне надеюсь увидеть всех вас еще до того, как закончится этот месяц. А до того желаю всем вам успеха в учебе и вкусной овсяной каши».
После этих слов раздается взрыв смеха, потому что овсянку в школе Спенс готовят ужасно.