— До свидания, милая Джемма. Не будь дурочкой, не ходи за мной. Это добром не кончится.
Она проводит надо мной ладонью, и я погружаюсь в холодную тьму. Я смутно ощущаю, как плетусь мимо Аши, через маковые поля, тело горит, ум как будто не принадлежит мне. Все вокруг кажется игрой теней на стене. Амар на белом коне, за ним — отряд призраков в плащах из кричащих душ. Я шарахаюсь от этого видения — лишь для того, чтобы очутиться в объятиях Саймона. «Потанцуйте со мной, Джемма», — настаивает он, и я танцую, пока у меня не начинает кружиться голова, и мне отчаянно хочется вырваться. Я пытаюсь освободиться — и тут появляется Пиппа, держащая в руках мертвого кролика; с ее губ стекает кровь.
У камней рядом с тайной дверью я в ужасе вижу, что все до единого изображения почитаемых женщин исчезли, а опустевшие постаменты заплетены сорняками. Я возвращаюсь на бал, вливаюсь в маскарадное веселье. Я плохо себя чувствую. Слишком много магии.
— Я слышу ваши мысли, — шепчу я гостям, и маски не могут скрыть их смущение, их презрение.
В открытое окно влетает ворона, и в мгновение ока превращается в того высокого бродячего актера, который вел представление для нас на лужайке за школой. Я моргаю — и вижу обведенные сурьмой глаза Макового воина. Он усмехается мне и растворяется в толпе.
Я отчаянно мчусь за ним, попутно цепляясь за платье какой-то женщины.
— Простите, — бормочу я.
Я вижу его. Кольчуга. Маска с черными перьями. Он берет за руку какую-то леди и ведет ее из бального зала в большой холл, где я теряю их обоих. Их нет среди фей, чертенят и хищных птиц, собравшихся здесь.
Колонна наполняется жизнью. Одно из существ, запертых в ней, вырывается на свободу и опускается на плечо Сесили. Я вижу, как трепещут ее ресницы, когда существо облизывает ее шею.
— Убирайся! — кричу я, пугая Сесили.
— Ты просто невыносимая девушка! — фыркает она.
Наверху, на потолке, светящееся крылатое существо прикладывает палец к губам. Я дважды моргаю, но фея по-прежнему там.
— Это все не настоящее! Все! Это она сотворила со мной такое!
Я слышу собственный смех — скорее похожий на хриплое хихиканье ведьмы, — и это меня пугает. Я тянусь к кинжалу и вспоминаю, что он исчез.
— Она его забрала, — говорю я вслух.
— Тс-с! — тихо произносит фея.
Меня охватывает теплом. Я чувствую себя так, словно выпила сладкого вина. Голова становится тяжелой. Голоса гостей превращаются в длинные бархатные нити звуков, слишком мягкие, чтобы их разобрать. Я улавливаю только царапающий шепот крошечных существ. Их голоса — резкие, как скрип ножа по камню, и каждое слово высекает искру.
«Жертва, жертва, жертва…»
— Оставьте меня в покое! — кричу я, и гости таращатся на девушку, сошедшую с ума.
— Я слыхал, что у вас нынче вечером какие-то неприятности случились, мисс, — говорит Фоулсон.
Мой брат, лорд Денби, бабушка, Мак-Клити и Найтуинг, Бригид — все они стоят рядом с ним, на их лицах написана тревога. Или ненависть. Мне сейчас трудно понять.
— Со мной все в порядке! — протестую я.
Но разве меня не предупреждали? «Она — обманщица. Вильгельмина боялась ее — а она мало чего боялась. Опасайся рождения мая».
Бригид кладет ладонь мне на лоб.
— Бедное дитя, она же вся горит!
— Где отец? — испуганно спрашиваю я.
— Не тревожьтесь, дорогая. — Губы лорда Денби шевелятся под маской лисицы. — Мою карету уже подали. Мы с вашим братом доставим вашего отца в Лондон, и там доктор Гамильтон сразу же им займется.
— Немедленно в постель! — решительно произносит миссис Найтуинг.
В ее глазах — искренняя забота, и мне хочется рассказать ей все.
Фоулсон берет меня под руку с одной стороны, Бригид — с другой, они ведут меня вверх по лестнице. Лорд Денби по-отцовски обнимает за плечи моего брата… это как раз то, чего всегда не хватало Тому.
«Беги, Том!» — думаю я, но слова умирают в моей голове.
Я едва волочу ноги, и потому Фоулсон подхватывает меня и несет. Далеко внизу я вижу Макового воина, который уводит свою леди-фею за дверь, в лес. Бригид раздевает меня, укрывает одеялом, как ребенка. Мне приносят стакан какого-то питья, которое согревает изнутри и нагоняет сон. Я не в силах выговорить ни слова.
Но я поднимаюсь и подхожу к окну. Воздух полон тепла и весенних ароматов, и я глубоко вдыхаю его, как будто только он и обладает силой помочь мне. И вижу новых темных птиц.
Что-то белое мелькает между деревьями, и мне кажется, что я вижу на лужайке Пиппу, идущую к школе, как при жизни. Она бледна, как луна, и неуловима, как истина. Нет, никого там нет. «Пожалуйста, помоги мне», — прошу я, хотя и не верю в седобородого бога, творящего правосудие над нечестивцами и награждающего праведников. Я повидала злодеев, оставшихся безнаказанными, и видела страдания, доставшиеся тем, кто не может выдержать нового бремени. Да если бы такой бог и существовал, не думаю, что я заслужила бы его внимание. Но на одно мгновение, когда я вдруг увидела мою умершую подругу, плывущую через лужайку за школой как падающая звезда, я вдруг захотела поверить в возможность подобного утешения, потому что мне страшно.
Голова пылает. Я забираюсь под одеяло и крепко закрываю глаза, прислушиваясь к биению сердца, к предостерегающему гудению крови. Я делаю то единственное, что в моих силах. Я твержу себе, что все это не на самом деле.
«Ты не реальна, Пиппа Кросс. Я не вижу тебя; следовательно, тебя здесь нет». Да. Отлично. Просто отлично. Если это иллюзия, она не продержится долго.
Не открывая глаз, я напевно бормочу: «Я не вижу тебя…» Это вызывает у меня смех, и от собственного хихиканья я заново пугаюсь. «Прекрати, Джемма, пока не сошла с ума!»
А может, я давно уже сумасшедшая?
Но вот поднимается занавес сна, и на сцене начинается представление сновидений. Вильгельмина Вьятт водит руками по грифельной доске. Мой отец смеется, он счастлив — и мой отец на полу, обвиняюще смотрит на меня. Народ Филона, готовящий оружие. Горящий Храм. Поцелуй Картика. Бело-голубые глаза Пиппы. Армия, с грохотом несущаяся по черным пескам и костям Зимних земель. Я перед портретом Евгении Спенс. Лианы Зимних земель все теснее обвивают шеи и тела тех потерянных душ, что готовы к пожертвованию. У них серые лица. И я вижу Цирцею, решительно идущую сквозь толпу тварей к Дереву Всех Душ.
Я просыпаюсь от какого-то звука. В комнате что-то есть. В углу светится нимфа. Она поймала мышь и беспечно перебрасывает ее из руки в руку.
— Что, беспокоишься?
Ее смех — как треск ломающихся косточек.
— Все пришло в движение. Ты не можешь это остановить. Пришел день принесения жертвы.
— Кыш! Замолчи!
Ее шепот спиралью обвивается вокруг меня. Она берет мышь за хвост. Крошечные коготки зверька хватаются за воздух. Мышь пытается извернуться и удрать.
— Так долго, мы ждали так долго, так долго… А теперь она освободится, и мы все — тоже. Потому что именно такова сделка, заключенная давным-давно. Наши души — в обмен на другую.
Я зажимаю уши.
— Прекрати!
— Как пожелаешь, — говорит фея.
Она открывает рот — и с силой впивается зубами в шею мыши.
Я резко просыпаюсь, мокрая от пота. Ночная рубашка липнет к телу, словно у меня лихорадка. Я осторожно всматриваюсь в темноту, давая глазам приспособиться, и когда комната принимает привычные очертания, я понимаю, что на этот раз действительно не сплю. В окно стучит дождь, все тело болит. Я слаба, как новорожденный котенок. И я не слышу сопения Энн.
— Энн? — окликаю я подругу.
Ее нет в постели, и я ощущаю всем сердцем, что она отправилась в сферы вместе с Фелисити.
Я должна пойти за ними. Я с трудом спускаюсь по лестнице, в кухню, чтобы выйти на лужайку, к тайной двери. От резкого стука в окно я подпрыгиваю. Снаружи слишком темно, чтобы разобрать, кто там стоит, да я, по правде говоря, боюсь посмотреть. Стук повторяется. Оконное стекло затуманено. Я прижимаю к нему ладони и всматриваюсь в ночь. Снаружи к окну придвигается Итал, пугая меня. Итал! Я бегу к кухонной двери, открываю ее. Итал стоит на пороге под проливным дождем. Выглядит он мрачно.