— Чем это пахнет? — спрашивает Марта, морща нос.
Сесили принюхивается.
— Икрой, может быть? Ну, в любом случае, чем-то русским! Эй, да это может быть запах самого царя!
Их дуэт исполнен безупречно. Щеки у Энн вспыхивают, губы дрожат. Она вскакивает так стремительно, что едва не падает на нас, устремляясь к выходу из шатра.
— Извините, мне нужно закончить вышивку…
— Прошу, передай мои наилучшие пожелания твоему дяде, герцогу, — бросает ей вслед Сесили, а остальные девицы злобно хихикают.
— Зачем тебе нужно так ее дразнить? — спрашиваю я.
— Она не заслуживает того, чтобы находиться здесь, — уверенно отвечает Сесили.
— Это неправда, — возражаю я.
— Вот как? Некоторые люди просто не принадлежат к определенному кругу. — Сесили надменно смотрит на меня. — Я недавно слышала, что твой отец нездоров и отдыхает в Олдхэме. Как, должно быть, ты тревожишься за него! Скажи, пожалуйста, а чем он страдает?
Сесили не хватает только раздвоенного языка, потому что под ее нарядным платьем безусловно скрывается самая настоящая змея.
— Инфлюэнца, — отвечаю я, и ложь оставляет едкий привкус на языке.
— Инфлюэнца, — повторяет Сесили, осторожно поглядывая на своих приятельниц.
— Но он уже почти здоров, и завтра я собираюсь его навестить.
Но Сесили еще не удовлетворена.
— Рада это слышать, потому что до меня доходила весьма сомнительная история о джентльмене, которого нашли в опиумном притоне и вынуждены были поместить в особый санаторий. Настоящий скандал!
— Сесили Темпл, я не желаю сегодня слушать злобные сплетни! — предостерегает ее Фелисити.
— У него инфлюэнца, — повторяю я, но мой голос звучит уже не так уверенно.
Сесили победоносно улыбается.
— Ну да, разумеется.
Я спешу выйти следом за Энн, окликая ее. Но она прибавляет шагу, она почти бежит, отчаянно стремясь оказаться как можно дальше от нас, от наших разговоров о балах и чайных приемах. Все эти сияющие обещания так близко от нее, что их можно коснуться, но ими нельзя обладать…
— Энн, прошу тебя! — громко говорю я, останавливаясь у начала лестницы; Энн уже на полпути наверх. — Энн, ты не должна обращать на них внимания. Они дурные девушки. Это же тайные дьяволицы… троглодиты в локонах!
Если я надеялась рассмешить Энн, то зря старалась.
— Но именно они всем распоряжаются, — отвечает она, не оглядываясь. — Они всегда были главными и всегда будут.
— Но, Энн, они же не видели того, что видела ты в сферах! Они не знают, что ты там делала. Ты превращала камни в бабочек и плыла сквозь золотой занавес. А своим пением ты спасла нас от водяных нимф!
— Было такое, — невыразительным голосом откликается Энн. — Но какое все это имеет значение? Я ведь не могу изменить свою судьбу. Наступит май, у вас с Фелисити начнется бальный сезон. А я отправлюсь служить у моей двоюродной сестры. И на том все кончится, мы больше никогда не увидимся.
Она заглядывает мне в глаза, надеясь найти в них хоть какое-то утешение. «Скажи, что я ошибаюсь; скажи, что у тебя припрятано еще что-то в рукаве, Джемма!» — умоляет ее взгляд. Но она не ошибается в своих предсказаниях, а я недостаточно быстро соображаю, не настолько находчива, чтобы вот так сразу придумать подходящую ложь. Только не сегодня.
— Не позволяй им победить тебя, Энн. Вернись в шатер.
Она не смотрит на меня, но я ощущаю ее отвращение.
— Ты что, не понимаешь? Они уже выиграли.
И с этими словами она исчезает.
Я могла бы вернуться к Фелисити и остальным, но у меня не то настроение. Сердце охватывает грусть, она не намерена отступать, и мне хочется побыть одной. Я нахожу в большом холле подходящее кресло, подальше от компаний болтливых девушек, и устраиваюсь там, чтобы почитать. Но, прочитав всего несколько страниц, я вдруг замечаю, что сижу на расстоянии вытянутой руки от колонны, пользующейся дурной славой. Это одна из многих странных вещей в школе Спенс. Например, люстра в форме змей в фойе. Злобные горгульи на крыше. Нелепые обои с рисунком из павлиньих перьев на стенах. Портрет основательницы школы, Евгении Спенс, висящий на площадке лестницы, — ее пронзительные голубые глаза как будто видят абсолютно все. Еще я могла бы причислить к странностям гигантские камины, совсем не похожие на мирные очаги, а куда больше напоминающие разверстые пасти ужасающих тварей. И, конечно, вот эту колонну, торчащую в центре огромного помещения. Она хвастает вырезанными на ней изображениями фей, сатиров, эльфов, нимф и прочих бесов.
И все они живые.
Или, по крайней мере, были живыми когда-то. Эта «резьба» на самом деле представляет собой настоящих тварей, навеки заключенных здесь. Однажды мы по глупости с помощью магии вернули их к жизни и сами чуть не погибли. Некоторые из этих отвратительных существ попытались сбежать; другие же решили попробовать лишить нас добродетели. Но в конце концов мы заставили их вернуться в тюрьму.
Я внимательно рассматриваю крошечные тельца, застывшие в камне. Рты тварей раскрыты в гневном вопле. Глаза смотрят сквозь меня. Если когда-нибудь они освободятся, не хотелось бы мне оказаться рядом. Но, хотя они пугают меня, я заставляю себя прикоснуться к колонне. Пальцы ложатся на каменные крылышки какой-то феи, застывшей в полете. По телу пробегает дрожь, и я передвигаю руку. Теперь ладонь накрывает оскалившегося сатира, и сердце бьется быстрее, меня охватывает смешанное чувство притяжения и отвращения. Я закрываю глаза и ощупываю шероховатые выпуклости и выемки, губы, язык, зубы сатира…
Мои пальцы, прижатые к камню, вздрагивают; острый выступ разрезает кожу. Я вздрагиваю от боли. Капли крови стекают в расщелинку. У меня нет с собой носового платка, поэтому я сую палец в рот, ощущая острый солоноватый вкус… Колонна молчит, но я чувствую, что она полна угрозы, ей не нравится мое прикосновение. Я передвигаю кресло поближе к болтливой заботливой Бригид, чтобы оказаться как можно дальше от опасной красоты колонны.
В десять вечера наши веки тяжелеют, тела стремятся к уютному теплу постелей, к забвению сна, и все мы, ученицы, ползем вверх по лестнице, к спальням.
Фелисити подкрадывается ко мне сзади.
— В половине двенадцатого! На обычном месте, — шепчет она.
Она даже не ждет, чтобы я кивнула. Она отдала приказ, и все на этом.
В моей комнате мягко горят лампы. Энн спит, и ее швейные ножницы лежат там же, где я видела их в последний раз. Они закрыты, но я знаю, что ножницы сделали свое дело, оставив отметины на внутренней стороне запястий Энн. Я знаю, что Энн нанесла себе новые раны, шрамы от которых скоро сольются с путаницей старых следов. Если бы я снова отыскала путь в сферы, дорогу к магии, я смогла бы помочь Энн. Но пока что я не в силах изменить ее судьбу. Я могу лишь гадать, сумеет ли она сама сделать это.
Глава 4
Когда я только приехала в Академию Спенс, я ничего не знала о прошлом этого заведения и о его связи с моей жизнью. Я тогда слишком горевала, ведь моя матушка умерла всего лишь за несколько месяцев до этого. Официальной причиной ее смерти была холера. Но я знала, что это не так. Меня посещало видение ее смерти, за матушкой гналось омерзительное существо из другого мира, охотник, который похитил бы ее душу, если бы матушка сама не убила себя, защищаясь.
Это было первое мое видение, но не последнее. Потом они посещали меня не раз. Я унаследовала некую силу; она перешла ко мне от матери, и это был, с одной стороны, благословенный дар, а с другой — истинное проклятие. Уже здесь, в школе Спенс, я узнала о своей связи с миром, лежащим по другую сторону от нашего, миром невероятной силы, миром, который называется сферами.
Многие века сферами правило могущественное племя жриц, называемое Орденом. Все вместе жрицы использовали магию сфер для того, чтобы помочь душам умерших завершить дела, если то было необходимо, и переправиться через реку. Со временем сила Ордена росла. Жрицы могли создавать грандиозные иллюзии, влиять на людей и события в мире смертных. Но их важнейшей задачей было поддержание равновесия добра и зла в сферах. Потому что там живет много разных племен, и некоторые из них — как злобные твари Зимних земель — готовы на все, чтобы захватить власть над магией, чтобы хозяйничать в сферах, а по возможности и в нашем мире. Чтобы обезопасить магию, жрицы Ордена запечатали ее в круг рун Оракула. После этого только они сами могли черпать из магического источника. Все остальные племена сфер с тех пор копили разочарование и обиду. Они хотели сравняться с жрицами.