Выбрать главу

— Завтра?

Он одаривает меня знающей улыбкой.

— Да, завтра.

Все еще стоя на коленях, я смотрю в сторону магазина, а в груди зарождается ужас. Как по команде, мой желудок урчит. От одного этого звука усталость наваливается на меня так, что я готова разрыдаться. Мне придется час идти пешком до кампуса. И без еды.

— Но… — начинает Александр, заканчивая застегивать ремень.

Я возвращаю взгляд к нему, и надежда трепещет в моей груди своими нежными крылышками.

— Но?

— Если ты поблагодаришь меня за привилегию сосать мой член, я могу дать тебе кое-что сегодня вечером.

Мое сердце замирает. Но я колеблюсь всего секунду. Я уже пережила унижение, когда отсосала ему посреди темной парковки. Солгать сквозь зубы и поблагодарить его за это — ничто по сравнению с этим.

— Спасибо, — говорю я.

Он весело вздыхает.

— Конечно же, ты можешь сделать это получше.

Я проглатываю язвительный ответ и вместо этого выдавливаю:

— Спасибо, что позволил мне отсосать твой член.

— Сэр.

Мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не вскочить и не придушить этого высокомерного засранца. Вместо этого я делаю глубокий вдох через нос, а затем добавляю:

— Сэр.

Он хихикает.

— Хорошая девочка.

Открыв дверь со стороны пассажира, он достает небольшой пластиковый контейнер и бросает его мне в ноги. Я смотрю на него снизу вверх. Ошарашена.

Это два треугольных куска белого хлеба. Между ними, похоже, один ломтик сыра.

— Наслаждайся, — говорит Александр, обходя машину и открывая дверь со стороны водителя.

— Ты это заслужила.

Прежде чем я успеваю собрать воедино свои разрозненные мысли, он садится в машину и заводит ее.

Я поднимаю глаза от жалкого подобия сэндвича и смотрю, как этот чертов ублюдок уезжает на своем черном спортивном автомобиле, оставляя меня здесь. На коленях. С его спермой в горле. И гребаным бутербродом с сыром у меня в ногах.

8

АЛЕКСАНДР

Вспышка волнения пронзает мою грудь, когда я наконец-то замечаю те самые волнистые светлые волосы, которые, кажется, всегда развеваются вокруг нее, даже когда нет ветра. Прислонившись к стене и скрестив руки, я наблюдаю, как Оливия выходит из столовой и направляется по коридору в другую сторону. Сегодня утром за завтраком она практически съела половину столовой. На самом деле, она была настолько отвлечена едой, что даже не заметила, как я за ней наблюдаю. Хотя я за ней наблюдал. Мне нравится знать, что единственная причина, по которой ей разрешено есть, это моя милость.

Воспоминания о прошлой ночи проносятся в моей голове, и кровь приливает к члену в ответ.

Вчерашний вечер был необычно незабываемым. После всех ее выходок и отказов подчиняться мне понадобилось меньше двух дней, чтобы выиграть первую битву. Я буду вечно воспроизводить этот момент в своей голове. Упрямый наклон ее подбородка, когда она сообщила мне, что не будет вести со мной переговоры. Ужас, охвативший ее великолепное лицо, когда она поняла, что я действительно собираюсь объехать все магазины и рестораны в этом городе, только чтобы убедиться, что она не сможет поесть без моего разрешения. А потом это прекрасное отчаяние в ее глазах, когда она была вынуждена признать свое поражение и подчиниться мне.

Но больше всего я помню ощущение ее губ вокруг моего члена. Я делал это в основном для того, чтобы унизить ее, а не для собственного освобождения, поэтому я не ожидал, что получу от этого такое удовольствие, какое получил.

Но, клянусь Богом, мне понравилось, как никогда.

Все еще прислонившись к стене, я позволил своим глазам снова скользнуть по телу Оливии. Мой член мгновенно возбуждается при виде ее в этих узких джинсах. Неужели они те же самые, что были на ней прошлой ночью? Боже, я хочу снова почувствовать ее губы на своем члене. И еще я хочу увидеть, как она снова стоит передо мной на коленях. Она должна быть там. На коленях и с моим членом во рту.

Я поднимаю брови, когда группа людей внезапно преграждает Оливии путь. Она тоже с визгом останавливается. С этого ракурса мне видна только ее спина, поэтому я не могу прочитать выражение ее лица. Но ее поза напряжена.

В коридоре воцаряется гробовая тишина, все оборачиваются, чтобы посмотреть.

— Извините, — говорит Оливия, ее голос теперь отчетливо слышен в тихом коридоре. — Не могли бы вы немного подвинуться, чтобы я могла пройти?

Блондин, в котором я узнаю одного из первокурсников, скрещивает руки и пристально смотрит на нее.