Учитывая мой статус в кампусе, никто не посмеет встать между Томасом и мной. Я, наверное, могла бы заявить на него в полицию. Но, как и большинство людей в этом кампусе, Томас — выходец из богатой и влиятельной семьи. Мое слово будет против его. А в этом мире, куда я попала, такие люди, как Томас и Александр, даже не играют по тем же правилам, что и я. Если я сообщу об этом, то, скорее всего, все будет замято. Или, по крайней мере, отложено до тех пор, пока Томас действительно не сможет меня убить. Он выглядит как человек, способный скрыть убийство. Да и вообще, кто будет по мне скучать? Студентка-стипендиантка, которую никто не любит. Поэтому я не могу положиться на других людей в кампусе и не могу обратиться в полицию. Но если я ничего не предприму, то не доживу до следующего восхода солнца.
Мне нужна защита. И есть только один человек, способный спасти меня.
Стоя босиком на ковре, в одной лишь одолженной рубашке, я смотрю на человека, в руках которого сейчас находится моя жизнь.
Александр Хантингтон.
Когда мои слова доходят до него, клянусь, я вижу, как в его бледно-голубых глазах искрится восторг.
— Ну… — Он усмехается и бросает укоризненный взгляд на пол. — Если ты пришла просить, то должна стоять на коленях.
Проглотив вспышку гнева и унижения, я опускаюсь на колени на мягкий ковер и умоляю:
— Пожалуйста.
— Что пожалуйста?
— Пожалуйста, помоги мне.
— С чего бы это? — Он пренебрежительно махнул рукой. — С того самого дня, как ты ступила на порог моего кампуса, ты только и делаешь, что проявляешь неуважение ко мне.
— Он убьет меня, если ты этого не сделаешь.
— Я знаю. И опять же, почему это моя проблема?
Отчаяние сквозит в моем голосе.
— Пожалуйста, ты должен.
Его взгляд ожесточается.
— Я должен?
Я вздрогнула.
— Нет, я не имела в виду… Я просто хотела… — В конце я жалобно произношу: — Пожалуйста.
Кожа застонала, когда Александр резко поднялся на ноги. Направляясь к двери, указывая на меня запястьем:
— Убирайся.
Паника накатывает на меня, как бронепоезд. Вскочив с пола, я бросаюсь к дверному проему и скольжу по полированному полу из красного дерева так, чтобы оказаться там раньше, чем он успеет уйти. С отчаянием, подступающим к горлу, я вскидываю руки, чтобы преградить ему путь.
Он останавливается в двух шагах от меня. Окинув мое тело насмешливым взглядом, он насмехается. Затем на его губах появляется смертоносная улыбка, и он снова смотрит на меня.
— Правда? Ты так хочешь это сделать?
У меня голова идет кругом от страха. Я не могу позволить ему отослать меня. Завтра я буду лежать мертвой в канаве, если не смогу убедить человека, который меня ненавидит, спасти мне жизнь. А судя по выражению его лица, ему абсолютно все равно, буду я жить или умру. Мне хочется кричать. Или плакать. Но я не могу сделать ни того, ни другого, поэтому я делаю единственное, что могу.
Я умоляю.
И я торгуюсь.
Опустившись на колени перед его ногами, я смотрю на него умоляющими глазами.
— Пожалуйста, я умоляю тебя помочь мне.
Он молча смотрит на меня, его лицо — маска. У меня болит сердце и угасает гордость от того, что я так жалко умоляю своего злейшего врага о пощаде. Но сейчас мне все равно. Я переживу это унижение. Чего я не переживу, так это еще одной попытки убийства со стороны Томаса.
— Что ты можешь дать мне такого, что стоило бы твоей жизни? — Наконец говорит он.
— Чего ты хочешь?
— Ничего. — Он смотрит на меня так, словно я нечто, что он соскреб с подошвы своего ботинка. — Ты для меня бесполезна.
И с этими словами он как будто снова начинает идти. Паника пронзает мои конечности.
— Я могу быть твоей игрушкой, — шепчу я.
Александр приостанавливается. Переместив свой вес на прежнее место, он медленно поворачивает голову назад, чтобы встретить мой взгляд.
— Я могу быть твоей игрушкой, сэр, — добавляю я, потому что знаю, что ему это нравится.
Он лишь поднимает брови в немом вопросе.
— Я видела тебя, — объясняю я, и даже мне слышно, как отчаяние окрашивает мой голос. — Я знаю, что тебе нравится играть с людьми. Манипулировать ими. Заставлять их делать то, что тебе нужно. Я позволю тебе сделать это со мной.
Слабо, но я клянусь, что вижу, как одобрение пробегает по его красивым чертам. В моей груди зарождается надежда. Несколько секунд Александр ничего не говорит.