Это заставляет меня казаться заинтересованным. А мне это не нравится.
Прошло чуть больше недели с тех пор, как мы заключили с ней сделку, и я каждый вечер звонил ей, чтобы она отрабатывала свой час. Самая первая ночь была… неожиданной. Я был удивлен тем, как мне нравится наблюдать за тем, как краснеют ее щеки и как она разваливается на части под моей рукой. Мне понравилось слушать эти милые звуки, которые она издавала, когда кончала. Это довольно возбуждающе. Она не должна так влиять на меня.
Она не должна оказывать на меня никакого влияния.
Поэтому после той первой ночи я в основном использовал свой час, чтобы просто унизить ее. Чтобы выплеснуть свою силу ей в лицо. Чтобы подталкивать ее все дальше и дальше к краю.
Но она никогда не ломается.
Прошлой ночью я надел на нее наручники и заставил стоять на коленях рядом со мной, пока я целый час притворялся, что читаю. Она даже не пикнула. Ни единой трещины в ее решительном фасаде.
Должен признать, что ее стойкость, ее упрямство меня восхищают. И кажутся весьма привлекательными.
Отбросив эти нелепые мысли, я подплываю ближе к их столику. Они сидят друг напротив друга, и с этого ракурса я могу видеть только половину лица Оливии. Она меня не замечает, поэтому я остаюсь спрятанным за рядами полок, а сам придвигаюсь ближе, чтобы услышать, о чем они говорят.
История.
Я чуть не закатываю глаза. Конечно, это история. А что же еще?
Оливия взволнованно жестикулирует руками, объясняя ключевые моменты временного периода, и даже в немилосердном свете люминесцентных ламп сверху ее карие глаза блестят, когда она говорит. Стоя тут, прислонившись к полке, я слушаю ее несколько минут. Я слышу страсть в ее голосе с каждым словом и вижу ее в каждом движении рук.
Это вызывает странные эмоции в моей груди. Я ничем так не увлечен. Да и увлечен ли я вообще чем-нибудь? Я изучаю право, потому что этого от меня ждут. Мне это нравится, но особого удовольствия не доставляет.
В голове снова проносится фраза Оливии, сказанная ранее. Неужели у тебя нет никаких настоящих увлечений? Чем ты вообще занимаешься в свободное время?
До этого момента я даже не осознавал, что у меня нет никаких увлечений. И сейчас, стоя здесь и слушая, как Оливия увлечена историей, я понимаю, что ни к чему не испытываю таких чувств.
Это посылает еще одну порцию холодных змей, извивающихся внутри меня.
Из размышлений меня выдергивает звонкий смех Оливии.
Моргнув, я возвращаюсь в настоящее.
За столом Оливия смеется над чем-то, что я пропустил. Она откидывает голову назад, отчего ее распущенные локоны колышутся по спине. Другой парень тоже смеется. Я сужаю глаза, когда он тянется вперед и кладет руку на ее руку.
Меня пронзает необъяснимая вспышка гнева и ревности. Он не имеет права прикасаться к ней. Она моя.
Оттолкнувшись от полок, я иду к ним, пока гнев собирается вокруг меня, как темные тучи.
Оливия замечает меня, когда я уже в двух шагах от их столика. Удивление проступает на ее красивых чертах, когда она смотрит на меня. Секундой позже другой парень тоже замечает меня.
Я встречаюсь с ним взглядом, когда подхожу к их столику.
— Уйди.
Его рот слегка приоткрывается, и он неуверенно смотрит то на меня, то на Оливию.
— Ты плохо слышишь? — Требую я, мой голос прорезает внезапную тишину, как сталь. — Уйди.
Парень опускает взгляд на стол и тут же начинает собирать свои вещи. Но Оливия, уже в бешенстве, и она кладет руку ему на плечо, останавливая его. Еще одна вспышка ярости пронзает меня, и все, что я хочу сделать, это просто оторвать ее руку от него.
— Нет, Филипп, — говорит она, не обращая на меня внимания. — Ты не должен уходить. У нас еще есть полчаса до начала занятий.
— Да, Филипп, — перебиваю я. — Тебе действительно нужно уйти.
Наконец она возвращает свой яростный взгляд на меня и рычит:
— Я работаю.
— Мне все равно.
— Ты не можешь просто…
— Я беру свой час. Прямо сейчас.
В ее карих глазах вспыхивает гнев.
Скрежеща зубами, она выглядит так, будто собирается со мной спорить. Я лишь выжидающе поднимаю брови.
На другом конце стола сидит Филипп с трясущимися руками, собирая свои вещи. Его взгляд мечется туда-сюда между нами.
Из ее горла вырывается низкое рычание, и она с силой вздыхает.