— Ладно. — Ее глаза смягчаются, когда она поворачивается к Филипу и бросает на него извиняющийся взгляд. — Прости меня. Я заглажу свою вину завтра.
— Нет, не загладишь, — перебиваю я, прежде чем он успевает ответить.
Филипп снова бросает взгляд между нами.
— Я…
Бросив на меня испепеляющий взгляд, Оливия ободряюще улыбается ему.
— Я буду на связи.
— Нет, не будешь, — повторяю я.
Ярость пылает на ее лице, но прежде, чем она успевает что-то предпринять, я хватаю ее за локоть и оттаскиваю от стола. Она едва успевает подхватить свои книги и сумку, как я уже тащу ее по ближайшему проходу в сторону приватных комнат, которые, как я знаю, находятся дальше.
— Отпусти меня, — рычит она и пытается вырвать свою руку из моей хватки.
Я лишь крепче сжимаю ее и продолжаю тащить за собой.
— Мой час уже начался, а значит, ты не имеешь права протестовать.
— Ты настоящий ублюдок, ты это знаешь?
— Следи за языком.
Мы доходим до первой комнаты, и я распахиваю дверь. Трое студентов, сидевших за столом внутри, удивленно вскакивают со своих мест, когда я втаскиваю Оливию в комнату. Она немного спотыкается, но потом снова выпрямляется.
— Убирайтесь, — рявкаю я на трех глазеющих студентов.
Бумаги шуршат, а книги захлопываются, когда они спотыкаются о себя, спеша выполнить мой приказ.
— Сейчас же, — огрызаюсь я.
Они практически выбегают за дверь. Я захлопываю ее за ними, как только они оказываются за ней, и поворачиваюсь лицом к Оливии. Это довольно маленькое помещение. Бледный деревянный стол и четыре стула вокруг него были поставлены в самом центре комнаты, и они составляют всю мебель в ней. Окон нет, поэтому круглый светильник на потолке — единственный источник освещения.
Я еще раз обвожу комнату взглядом, прежде чем встречаюсь глазами с назойливой девчонкой, стоящей перед столом.
Она кладет свои вещи на столешницу и смотрит на меня с яростью, способной испепелить весь мир.
— Ты больше не будешь заниматься с этим парнем, — объявляю я, мой голос пульсирует властью. — Вообще-то, ты больше не будешь ни с кем заниматься.
— Нет, я буду. — Она смотрит на меня такими же жесткими глазами. — Ты можешь распоряжаться часом моего времени каждый день, но с остальным я буду поступать по своему усмотрению.
— Это не обсуждается.
— Согласна, не обсуждается. Я буду продолжать обучать Филипа или любого другого, кого выберу, те двадцать три часа дня, которые тебя не принадлежат.
Я надвигаюсь на нее. Она поднимает подбородок и стоит на своем, а я крадусь к ней, пока нас не разделяют всего два небольших шага. Гнев накатывает на меня, а заодно и на нее, пока мы смотрим друг на друга.
— Нет, — наконец отвечаю я, мой голос низкий и мрачный. — Ты не сделаешь этого.
— Да, я сделаю это! — Она вскидывает руки. — Мне нужны деньги, чтобы платить за комнату в общежитии и за еду. И в отличие от тебя, привилегированного придурка, мне приходится работать.
Из моей груди вырывается раздраженный вздох. Потянувшись в карман, я достаю свой черный кожаный бумажник.
— Сколько ты зарабатываешь?
Она просто смотрит на меня в ответ в упрямом молчании.
— Сто баксов? — Я поднимаю брови. — Двести?
В ответ лишь сердитое молчание.
Я достаю из бумажника две стодолларовые купюры и бросаю их на пол между нами.
— Вот.
— Нет.
— Ты хочешь сказать, что зарабатываешь больше двухсот баксов на одном занятии репетиторства?
— Дело не в этом!
В моем голосе проскальзывает смертельная нотка, когда я указываю рукой на лежащие на полу деньги.
— Подними их.
— Нет. — Она качает головой, а упрямство пульсирует во всем ее существе. — Я не беру вещи просто так. Я их зарабатываю.
Я издаю смех, наполовину издевательский, наполовину раздраженный.
— Отлично. Если ты хочешь их заработать, тогда встань на колени и поработай.
— Я не проститутка!
Сделав шаг вперед, я прижимаю ее к краю стола.
— А разве нет? — Я провожу рукой по ее челюсти. — Ты продаешь себя мне каждый день.
Она отбрасывает мою руку.
— За безопасность! За обещание, что меня не убьет во сне сумасшедший маньяк!
— Безопасность… Деньги… Разве это имеет значение? Ты все равно принадлежишь мне.
— Да пошел ты!
Моя сдержанность срывается. Обхватив рукой ее шею, я притягиваю ее упрямый рот к своему.
21
ОЛИВИЯ
Наши губы сталкиваются в яростном поцелуе. В нем нет ничего чувственного или романтичного. Только гнев и сдерживаемое разочарование.