Из моей груди вырывается смех.
— Действительно, так и звучит.
— Я же говорила. — Она подмигивает. — Диктатор.
Прежде чем я успеваю придумать умный ответ, она скатывается с кровати и подходит к книжной полке. Затем она достает одну из книг, которые привезла с собой в кампус. Вернувшись к кровати, она бросает ее мне на колени.
— Вот, — говорит она, забираясь обратно на матрас. — Ты можешь взять ее, если хочешь.
Взяв книгу, я взглянул на название. Чингисхан: взлет и падение монгольской империи. Удивление бурлит в моей груди, когда я поднимаю глаза и снова встречаюсь с ее взглядом.
Я поднимаю брови.
— Ты действительно даешь мне одну из своих драгоценных книг по истории?
— Да.
Она пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного. Хотя для нее, я знаю, это так.
Затем она сужает глаза и поднимает палец вверх.
— Но, если ты испортишь хотя бы одну страницу, я возьму один из тех дорогих ножей на кухне и перережу тебе горло, пока ты спишь.
Еще один удивленный смешок вырывается из моей груди. Покачав головой, я одариваю ее улыбкой, полной вызова.
— Ты всегда можешь попробовать, милая.
Она закатывает глаза и тоже качает головой.
Когда она снова встречает мой взгляд, я удерживаю его и слегка киваю, говоря уже более серьезным голосом:
— Я буду очень заботиться о ней.
В ее глазах загорается теплый огонек, и она улыбается мне в ответ.
И в этот момент мне кажется, что, между нами, что-то безвозвратно изменилось.
27
ОЛИВИЯ
Веселая музыка уже доносится из нескольких зданий по всему кампусу. Мне никогда не нужен календарь, чтобы сказать, когда начнутся выходные, потому что все вечеринки делают это за меня. А студенты Хантингсвеллского университета действительно знают толк в вечеринках. Не то чтобы я была на одной из них. Но все же. Судя по тому, что я видела во время прогулок по утрам после вечеринок, похоже, что все они провели ночь, которую никогда не забудут. Или забудут, смотря с какой стороны посмотреть.
Я поправляю сумку на плече, когда сворачиваю за угол и начинаю идти по улице, где живет Александр. Где живем мы. Я до сих пор не привыкла так говорить.
Александр… странный. С тех пор как я переехала к нему две с половиной недели назад, я начала видеть в нем другую сторону. Раньше это был просто чертов диктатор, который приказывал мне и превращал мою жизнь в ад.
Но теперь… Теперь я не знаю, что и думать.
В основном он использует свой час, чтобы послушать, как я рассказываю об истории. Меня это озадачивает, и я до сих пор не могу понять, зачем ему это нужно. Но он приходит, прислоняется к изголовью кровати и просто сидит, и слушает, пока я рассказываю о лекциях, которые я посетила, и о том, что нам задали прочитать. И он действительно слушает. По-настоящему слушает. Иногда он просит меня уточнить или объяснить что-то, и когда я это делаю, он наблюдает за мной с таким напряжением, что трудно вспомнить, что я должна была сказать.
Это такой странный опыт. Но это заставляет меня чувствовать себя значимой так, как я никогда раньше не чувствовала. Это такое сильное чувство, и оно заставило меня с нетерпением ждать тех моментов, когда он обналичивает свои часы.
Правда, он не всегда использует их для этого. Иногда он вообще не использует их, а просто позволяет им накапливаться и наращивать часы, которые у него уже есть в запасе. А иногда он использует их, чтобы наказать меня.
Обычно это происходит по самым нелепым причинам. Например, два дня назад он сказал мне, что я слишком много улыбалась одному из парней, с которым была в паре во время задания. Слишком много улыбалась. Какой идиот. Но да, он сказал мне, что я слишком много улыбалась одному парню, поэтому, когда я вернулась домой, Александр приковал меня наручниками к лестнице, а потом издевался надо мной, пока я не призналась, что мой мозг взрывается. А потом мы с ненавистью трахались, прижавшись к перилам.
Забавно. Всякий раз, когда он использует свой час, чтобы наказать меня или унизить за какие-то воображаемые проступки, это обычно приводит к сексу. И это чертовски хороший секс.
Но в остальном последние недели были практически такими же, как и все предыдущие.
Я замираю на улице, когда внезапное осознание бьет меня как кирпичом по лицу.
Нет, эти недели были не совсем такими, как все остальные. Есть одна вещь, одна очень важная вещь, которая изменилась.