Боль скручивает мое сердце, и я не могу не задаться вопросом, неужели вся его жизнь была такой. Моя семья тоже не идеальна, но, по крайней мере, наш дом был живым.
Он убирает руку с моей талии и переворачивается на спину. Прижатие его тела к моему — как удар в живот. Я тоже переворачиваюсь на спину и поворачиваю голову так, чтобы наблюдать за ним. Он поднимает руку и проводит пальцами по волосам, выпуская длинный выдох.
— Прости, — шепчу я, изучая его профиль. — Я не должна была спрашивать.
— Нет, все в порядке. На самом деле я тоже об этом думал. — Он опускает руку на грудь, но не сводит глаз с темного деревянного потолка над головой. — Сегодня вечером я впервые почувствовал, что вечеринка… Ну, что наш особняк как будто… живой.
Мое сердце неровно бьется о ребра.
— В нашем мире мы всегда должны поддерживать определенный фасад. Особенно на публике. Но не только это… — Наконец он поворачивает голову так, чтобы встретиться с моим взглядом. — Ты будешь насмехаться над этим, и справедливо, но дело вот в чем. У меня есть все. Все, что я захочу, я могу просто щелкнуть пальцами и сделать так, чтобы это произошло. И это делает практически все бесполезным. Бессмысленным.
Я не насмехаюсь над этим. Потому что я понимаю, к чему он клонит. Ему никогда не приходилось ни над чем работать. Он никогда ничего не желал. Ни на что не надеялся. Потому что он уже получил весь мир на блюдечке с голубой каемочкой. И это делает любую награду, любую цену, любое достижение, по сути, бессмысленным.
Хотела бы я, чтобы мне не приходилось так чертовски много работать ради всего в моей жизни? Да. Но в то же время я не хотела бы жить так, чтобы мне вообще не приходилось ни для чего работать. Когда нет усилий, нет и радости от выполненной задачи.
— В этом есть смысл, — говорю я.
— Правда?
— Да.
На несколько секунд мне кажется, что за его глазами бушует война. Как будто он пытается решить, сказать мне что-то или нет. Он открывает рот, но потом снова закрывает его. Я просто лежу на мягком ковре, подтянувшись на руках и положив щеку на тыльную сторону ладони, и молча наблюдаю за ним.
— Я беспокоюсь, что… — начинает он, но тут же осекается. Прочистив горло, он начинает снова. — Помнишь, я говорил тебе, что моя мама умерла?
— Да.
— Она… Все думают, что она умерла от сердечного приступа. — Он сглатывает, и в его глазах мелькает нерешительность. Но затем он продолжает. — Это не так. Это была просто история, которую мы придумали, чтобы сохранить имидж нашей семьи.
Мои глаза смягчаются.
— Что случилось?
— Она покончила с собой. — Он вздохнул с содроганием. — Она покончила с собой. Она годами страдала от апатии, потому что ей не для чего было жить. Ей не нужно было работать. У нее не было хобби. У нее не было никаких интересов или увлечений. У нее не было настоящих друзей.
— Мне жаль.
— Как и у меня. — Он подавился последним словом. Затем он делает еще один напряженный вдох, и в его глазах появляется паника, когда он смотрит прямо на меня. — Я не хочу закончить как она.
Мое сердце болезненно сжимается от отчаяния, звучащего в его голосе. Протянув руку, я провожу пальцами по его лбу, а затем беру его щеку в свою ладонь.
— Ты не будешь.
— Почему ты так уверена?
— Потому что ты пытаешься. — Я поглаживаю его скулу большим пальцем. — Ты знаешь о борьбе и борешься с ней. Ты читаешь учебники по истории, ради Бога. Хотя ты никогда не интересовался историей. Но ты все равно это делаешь. Так что подумай, есть ли там что-то, что тебе нравится. Что-то, о чем ты хотел бы узнать больше. А если ты решишь, что история тебе не очень нравится, мы просто попробуем что-нибудь другое. А потом еще что-нибудь. Пока ты не найдешь то, что подходит именно тебе. Пока не найдешь то, что заставит твою душу петь. А в это время ты можешь не волноваться, потому что ты работаешь над своими проблемами. Ты пытаешься. И в этом вся разница.
Благодарность переполняет его черты. Она настолько интенсивна, настолько невероятна, что у меня перехватывает дыхание. Обхватив меня руками, он притягивает меня к своей груди, и я клянусь, что чувствую, как его сердце бьется в ритм с моим.
— Ты слишком гениальна, знаешь ли, — говорит он, его дыхание ерошит мои волосы с каждым словом.
Я хихикаю.
— Ты же знаешь, что тебе это нравится.
Он крепко обнимает меня и целует в лоб.
— Да, действительно нравится.
Искорки танцуют в моей груди.
И впервые я чувствую, что баланс сил между нами выровнялся. До сегодняшнего вечера он обладал всей полнотой властью в наших прекрасных беспорядочных отношениях. Но теперь он открыл мне секрет, который никто не знает о его семье. И он поделился со мной своими страхами.