— Простите?
— Вашу маму. — Он снова смотрит на меня с ужасной жалостью. — Я не знал, что она покончила с собой. Должно быть, это было таким ужасным потрясением для вас и вашей семьи.
Ощущение такое, будто лед вполз в каждую мою вену, и на мгновение я не могу прогнать ни одной мысли.
— Что?
— Ну, это было в газетах сегодня утром, и… Ну, я просто…
Даже я слышу в своем голосе стальные нотки, когда произношу:
— Уходи.
Не знаю, что он увидел на моем лице, но он отшатывается назад и практически бежит по улице. Холодный ветер кружится вокруг моих рук, когда я достаю телефон, но я почти не чувствую его, когда ввожу нашу фамилию в строку поиска.
На экране мгновенно появляются десятки статей. Все они были опубликованы за последний час. Сердце замирает в груди, когда я просматриваю заголовки.
ТРАГЕДИЯ СЕМЬИ ХАНТИНГТОН НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛА САМОУБИЙСТВОМ.
ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ХАНТИНГТОНЫ ТАК СЧАСТЛИВЫ, КАК ОНИ ГОВОРЯТ?
МАТЬ ХАНТИНГТОНОВ: ЖЕРТВА ДЕПРЕССИИ.
САМОУБИЙСТВО, СКРЫВАЕМОЕ СЕМЬЕЙ ХАНТИНГТОН.
В моей голове воцаряется неестественная тишина, когда я набираю номер отца и нажимаю кнопку вызова.
Он звонит всего два раза, прежде чем взять трубку.
— Что, черт возьми, произошло? — Успеваю пробормотать я, прежде чем он успевает произнести хоть слово.
— Ты мне скажи, — рычит папа с другого конца линии. — Последний час я занимаюсь устранением последствий. Каждый, кто разместил статью, окажется без работы еще до конца дня. И если они не отзовут эти статьи и не опубликуют новые, объяснив, что были неправы, и принеся унизительные извинения, я обанкрочу этих ублюдков к обеду.
Мой отец почти никогда не ругается, поэтому его резкие слова выбивают меня из колеи настолько, что я не могу сразу сформулировать ответ.
— Как эти чертовы сопливые журналисты узнали об этом? — Огрызается он. — Ты кому-то рассказал?
Моя кровь становится невероятно холодной.
— Только не говори мне, что ты рассказал этой гребаной злато — искательнице? — Он выкрикивает еще одно ругательство, прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы произнести слова, которые мне очень не хочется, чтобы оказались правдой. — Я разберусь с этим. Ты разберешься со своей частью. И если позвонит твой брат, скажи ему, чтобы он позвонил и мне. Нам нужно сомкнуть ряды.
Прежде чем я успеваю ответить, он вешает трубку.
Я остался стоять посреди заснеженной улицы, глядя на величественное здание университета впереди.
Где-то там находится Оливия.
Человек, которому я доверил свой самый темный секрет.
Человек, который продал меня через день после того, как мы вернулись в реальный мир.
Ярость пробивается сквозь шок и ужас. Она горит так ярко, что я почти чувствую, как кровь закипает в моих венах. Я сжимаю телефон в руке так сильно, что едва не разбиваю экран.
Оливия, мать ее, Кэмпбелл.
Я доверял ей, а она воткнула нож мне в спину.
Сейчас она узнает, как я поступаю с людьми, которые меня предают.
Когда Оливия наконец возвращается, уже полдень. Но я рад, что она не торопилась. Это дало мне шанс исчерпать все возможные варианты, а когда я это сделал, у меня появилось время, чтобы привести все в движение.
Входная дверь открывается, а затем закрывается. Я остаюсь на месте, прислонившись к столу в своем кабинете и скрестив руки на груди.
— Александр? — Зовет Оливия.
Я не отвечаю.
— Ты здесь?
Из коридора снаружи доносятся ее шаги. Я не свожу глаз с дверного проема. Через несколько секунд она заглядывает внутрь и улыбается.
Чертова улыбка.
— Ты здесь, — говорит она. Опустив взгляд, она достает студенческий билет и говорит: — Странная вещь произошла в библиотеке. Моя карточка внезапно перестала работать, так что я едва успела вернуться из библиотеки.
— Это потому, что ты больше не студентка этого университета.
— Я… — Она поднимает взгляд на меня и замирает на полу на полпути ко мне. — Подожди, что?
— Ты действительно думала, что твои действия не будут иметь последствий?
На ее лице промелькнула паника.
— Какие последствия? О чем ты говоришь?
Я насмехаюсь.
— О, так теперь, когда ты поняла, что только что испортила все свое будущее ради мелкой мести, ты собираешься притвориться, что не делала этого?
— Чего не делала? — Она вскидывает руки, в ее глазах мелькает гнев. — Что, черт возьми, происходит, Александр?
Моя сдержанность лопнула. Оттолкнувшись от стола, я подхожу к ней, заставляя ее отступить к стене или быть сбитой мной. Но она не выглядит испуганной. Она просто злится. Что приводит меня в еще большую ярость, ведь это еще одно доказательство ее вины.