— Мне так жаль. — Просунув руки под ее маленькое тело, я осторожно приподнимаю ее. — О, Боже мне так жаль.
Мое сердце разрывается при виде ее покрытой синяками кожи и широко раскрытых глаз. Прижав ее тело к своей груди, я бегу обратно к машине.
Расхаживая взад-вперед по гостиной, я запускаю пальцы в волосы.
— Ты уверен?
— Да. — Он уверенно кивает мне. — У нее нет сотрясения мозга, и горло не повреждено. А синяки на ее коже заживут.
— Уверен? — Повторяю я.
Доктор Олсен — личный врач нашей семьи, и он лучший из всех, кто есть на свете, так что, если он говорит, что с ней все в порядке, значит, все в порядке. Но мне все равно нужно услышать его слова еще раз.
— Да, Александр. — Он успокаивающе кладет руку мне на плечо, останавливая мой бег. — Я обещаю. Ей нужен отдых, но она будет в полном порядке.
Мне удается кивнуть.
Пока Дэниел провожает его, я сразу же поднимаюсь по лестнице. Сердце все еще бешено колотится в груди, а страх и паника от того, что я чуть не потерял Оливию, не дают мне покоя.
Осторожно приоткрыв дверь, я заглядываю в комнату Оливии. Просто чтобы убедиться, что она действительно здесь. Что она действительно жива.
Она перевернулась на бок, и черты ее лица разгладились от сна.
Я крепко хватаюсь за дверной косяк, когда на меня накатывает волна облегчения.
Она здесь.
Она спит.
Она жива.
Облегчение быстро сменяется жгучим чувством сожаления, и холодным липким чувством вины, от которого сводит желудок и хочется блевать.
Что я наделал? Господи, что я наделал?
Я все испортил.
41
ОЛИВИЯ
Белые стены бесстрастно смотрят на меня, когда я лежу на маленькой кровати в своей комнате в общежитии. Я выбралась из дома Александра, как только проснулась сегодня утром. Я знаю, что вернуть комнату в общежитии мне удалось только потому, что он потянул за какие-то ниточки, но мне все равно.
Пока я далеко от него, мне все равно.
Боль пронзает мое сердце, как ржавый нож, при одной только мысли о нем. Я зарываюсь лицом в подушку и кричу, позволяя ткани заглушить шум.
Чертов ад.
Я не могу поверить, что позволила ему причинить мне такую боль. Что позволила ему войти в мое сердце. Я знала, что это была плохая идея. Ради всего святого, этот человек провел половину семестра, издеваясь надо мной. И все равно я позволила ему войти. И все равно позволила себе думать о нем.
Я сжимаю руку в кулак и впечатываю ее в матрас.
Он каким-то образом узнал, что я действительно говорю правду, что это не я его продала, и звонил и писал миллион раз с тех пор, как я ушла из его дома.
Я проигнорировала все до единого.
Этот опыт только подчеркнул главную проблему наших запутанных отношений. Я жертвовала собой ради него. Я простила его за то, что он издевался надо мной. За то, что унижал меня. За то, что заставлял меня сосать его член в обмен на еду, когда я умирала от голода. Но он никогда не пойдет на жертвы ради меня. Наши отношения всегда были бы только на его условиях. И никогда — на моих. И в тот момент, когда ему станет скучно или он разозлится, он просто выбросит меня, как будто я ничто.
Перевернувшись на кровати, я прикрываю глаза рукой и делаю долгий вдох.
Синяки на щеке и горле — ничто по сравнению с синяками на сердце. Черт, мне на секунду показалось, что я ему небезразлична. Как я могла быть такой глупой?
В мою дверь стучат.
Я хмурюсь, убирая руку с глаз, и оглядываю комнату.
Снова раздается стук.
— Оливия.
Мое сердце замирает при звуке его голоса.
Сжав руку в кулак, я прижимаю ее к груди, чтобы заглушить боль в сердце.
— Оливия, — повторяет Александр. — Пожалуйста, открой дверь.
Я зажмуриваю глаза.
— Я просто хочу поговорить с тобой, — продолжает он. — Просто открой дверь, чтобы я мог все объяснить. Пожалуйста, просто позволь мне все объяснить.
Что объяснить?
Мне и так все душераздирающе ясно. Он никогда не доверял мне, потому что как только что-то шло не так, он тут же от меня отворачивался. Он никогда не считал меня настоящим партнером. Я всегда была для него лишь игрушкой. Чем-то, что удовлетворяло его потребность во власти и контроле.
Он снова стучит, на этот раз сильнее.
Я натягиваю одеяло на голову, сердце болезненно замирает в груди.
— Оливия.
Я крепко сжимаю простыни.
Он ударяет рукой по двери.
— Открой дверь сейчас же, или, клянусь Богом, я выломаю ее!
Я задыхаюсь. И маленькая, жалкая часть меня надеется, что он действительно выломает дверь только для того, чтобы поговорить со мной.