Но тут он снова заговорил, его голос звучит измученно и устало.
— Прости меня. Я не хотел этого. Но просто… пожалуйста, открой дверь.
Я поворачиваюсь так, что оказываюсь лицом к стене. Свернувшись в клубок, я просто лежу, уставившись на белые обои, пока Александр продолжает стучать в дверь, а я отгораживаюсь от него.
Вечером он снова возвращается и делает то же самое. И в пятницу утром тоже. Говорит мне, что ему очень жаль, и просит открыть дверь. Я знаю, что он мог бы взять ключи у хозяйки, если бы действительно захотел, но он этого не делает. Он также не выполняет свою угрозу выломать дверь. Вместо этого он просто стоит по ту сторону. Произносит мое имя. Приносит мне слабые извинения. И просит меня открыть дверь.
Я каждый раз игнорирую его.
К тому времени, когда наступает пятница, синяки на моей щеке и шее темнеют до глубокого фиолетового цвета. Те, что на щеке, уродливы, но я чертовски ненавижу отпечатки рук вокруг горла. Они напоминают мне о том ужасе, который я испытала, когда думала, что действительно умру в том лесу.
А еще они разрушают хорошие воспоминания, которые у меня остались с Александром.
Он обхватывал мое горло руками, целовал меня до потери сознания и трахал мои мозги прямо из своей головы. Но теперь все, что я чувствую, это руки Томаса на моей шее, когда он выкачивает из меня жизнь. Хотя, наверное, это и хорошо. Потому что от одной мысли о том, как Александр обхватывает мое горло и жадно впивается губами в мою кожу, мое сердце разрывается на части снова и снова.
Звонит мой телефон.
Сначала я даже не смотрю на него, потому что ожидаю, что это Александр, звонящий в миллиардный раз. Но потом, поскольку я, видимо, мазохистка, я приподнимаюсь на локте и смотрю на экран, чтобы увидеть там его дурацкое имя.
Это не он.
На экране высвечивается надпись «Huntingswell U: Офис администрации» светятся на моем экране.
Сердце подпрыгивает в горле, и я с трудом поднимаю трубку и отвечаю.
— Алло? — Говорю я.
— Мисс Кэмпбелл, — говорит женщина с другого конца линии. — Я прошу прощения за то, что звоню вам за день до Нового года, но, боюсь, нам нужно, чтобы вы пришли в офис администрации. Как вы знаете, в начале этой недели произошла небольшая путаница с вашей стипендией.
Я чуть не фыркнула. Путаница, черт возьми. Больше похоже на то, что Засранец Номер Один заставил университет лишить меня стипендии, а потом передумал.
— Мы снова возобновили вашу стипендию, — продолжает она. — Теперь нам нужно, чтобы вы пришли и подписали документы. Еще раз прошу прощения за беспокойство.
— Не беспокойтесь, — умудряюсь выдавить я, ведь она действительно не виновата в том, что Александр вел себя как осел. — Когда мне подойти?
— Прямо сейчас, если сможете.
— Конечно.
— Спасибо. Скоро увидимся.
Закончив разговор, я делаю длинный выдох и провожу рукой по грязным и беспорядочным волосам. Я опускаю взгляд на свое тело. Черт. Мне действительно нужен душ.
Выдохнув еще один вздох, я впервые за два дня встаю с кровати и направляюсь в душ.
42
АЛЕКСАНДР
Сердце замирает, когда я вижу ее за углом. Мне требуется все мое самообладание, чтобы остаться на месте и стоять в тени, чтобы она меня не увидела. Я скольжу внимательным взглядом по ее телу, проверяя, нет ли признаков боли.
Она идет, как всегда. С прямым позвоночником и высоко поднятой головой. От этого тоска ударяет мне прямо в грудь. За ней сразу же следует сожаление. Я не могу поверить, что позволил себе разрушить лучшее, что когда-либо случалось со мной.
И все из-за собственной неуверенности.
Оливия поднимает воротник пальто и засовывает руки в карманы, пока холодный зимний ветер проносится по улице, заставляя снег на земле взвихриваться маленькими белыми облачками. Я жду, пока она почти дойдет до меня, и выхожу из тени на улицу так, чтобы оказаться прямо на ее пути.
Ее взгляд устремляется прямо на меня, и мое сердце замирает от ярости в ее глазах.
— Нет, — рычит она, и это слово больше похоже на приказ, чем на протест. — Я не хочу с тобой разговаривать. Мне нужно в администрацию.
Не сводя с нее взгляда, я решительно встаю на ее пути.
— Нет, хочешь.
— Нет, не хочу. Потому что какой-то гребаный мудак решил лишить меня стипендии, прежде чем выяснил, что я все это время говорила правду. Так что теперь мне нужно идти туда и снова подписывать бумаги, чтобы я могла продолжить свое образование здесь.
— Нет, не нужно.
Она открывает рот, чтобы, без сомнения, выплюнуть очередную гневную отповедь, но слова не выходят. Я почти слышу, как в ее голове вращаются шестеренки.