— Пап, мы же еще не обедали, — сказал я.
— А! — откликнулся отец с явным разочарованием. Он развернулся всем телом и сердито посмотрел на прикрепленный к стене лист бумаги. — Тогда идите есть! — скомандовал он, указывая рукой на выход. — Идите и ешьте хлеб, который испекла твоя мать. — Он сделал паузу, а потом закончил совсем другим, извиняющимся тоном: — Спасибо, что навестили меня.
— Удачи вам с Солнцем, мистер Нельсон, — пожелал ему Макс.
Мы направились к кухне, где нас ждал мамин хлеб. На лестнице Макс замедлил шаги и объявил:
— Твой отец точно дурнее наших двух отцов, вместе взятых.
Его отец продавал машины в местном представительстве «Бьюика», а родитель Бена работал в магазине ковров. Я обернулся и увидел силуэт отца, стоявшего в дверном проеме кабинета. Мы забыли закрыть дверь, и, по-видимому, он услышал замечание Макса. Мне сделалось стыдно за то, что мы нарушили его покой. Я привел этих сыновей мелких буржуа в его святилище, в его королевство, и теперь он станет посмешищем для всей школы.
На кухне нас встретила мама. Она надела фартук и выкладывала на блюдо целую пирамиду сэндвичей. Они были разрезаны так, как обычно режут для дошкольников — на треугольники и со срезанной коркой. Каждый украшала веточка тимьяна. Мне теперь и это показалось стыдным, и я покраснел.
— Ну что, есть там признаки жизни? — спросила мать про отцовский кабинет.
— Он просил передать спасибо за хлеб, — солгал я.
Потом я взял блюдо с сэндвичами и повел Макса с Беном на лужайку перед домом.
9
Когда я заканчивал седьмой класс, в церкви школы Святого Иоанна устроили научный фестиваль. Там была выставка вещей, сделанных учениками, а кроме того, готовилась викторина, в которой я принимал участие.
Пока мы ехали туда через весь город в нашем «олдсмобиле», отец продолжал меня натаскивать.
— Какой элемент стоит первым в периодической таблице? — спрашивал он, и при этом я видел его прищуренные глаза в зеркале заднего вида.
— Водород, — отвечал я.
— Правильно! — поддерживала мама.
Отец начинал всегда с простых вопросов: о соединении воды и глюкозы, о природе фотосинтеза и тому подобном.
— Кто считал, что Солнце находится в центре Вселенной, — Птолемей или Коперник?
— Коперник.
— Правильно. — Он расправил складку на рубашке и сказал: — Ну что ж, понеслись дальше. В чем различие между эндотермической и экзотермической реакциями?
Я чуть помедлил с ответом, разглядывая воробьев, сидевших на ограде. Мне было не по себе.
— Это связано с теплом.
Отец ударил рукой по приборной панели и воскликнул:
— Точнее!
Мама посмотрела на него с беспокойством.
— Эндотермические реакции проходят с поглощением тепла, а экзотермические — с его выделением.
— Точно! — радостно подтвердил отец. — Почему, по Эйнштейну, ничто не может двигаться со скоростью большей, чем скорость света?
— Пап, они не будут меня спрашивать об общей теории относительности Эйнштейна. Это же викторина для седьмого класса.
— Хорошо, тогда поговорим о Ньютоне. Он как раз на уровне седьмого класса.
Это продолжалось долго. Когда мы добрались наконец до школы, я был уже вымотан. Я достал из багажника «олдсмобиля» свое произведение, изготовленное для выставки. Это был сделанный из папье-маше вулкан, оборудованный настоящим насосом, питавшимся от батарейки. При нажатии кнопки он начинал изрыгать магму и лаву. У подножия вулкана располагалась маленькая деревенька, которую в конце концов затопляла желатиновая лава. Я сам придумал этот экспонат; отец не возражал, несмотря на то что модель казалась ему слишком простой; он думал исключительно о викторине по естественным наукам. Мы вошли в зал, и я уселся за маленький столик. До викторины оставалось еще два часа, и все это время я сидел и отвечал на вопросы учеников и их родителей насчет вулканов и демонстрировал им свой насос. Зал постепенно заполнялся детьми и их экспонатами: здесь была и рассеченная лягушка в соляном растворе; и сооруженный из палочек от мороженого мост, способный выдержать вес десяти томов энциклопедии; и работавшая на батарейках ветряная мельница; и насекомые в застекленных коробочках, в том числе тарантулы и скорпионы; и приборы, демонстрирующие химические реакции, например с сухим льдом. Дариус Каплански — ученик, на которого школа возлагала большие надежды, — притащил лабиринт с мышами. Мышей было три. Одну из них с детства мучили паразиты, другая была нормальная, а третью заставляли каждый день по часу слушать музыку Моцарта. Дариус объяснил слушателям, что поклонница Моцарта каждый раз выигрывала бег по лабиринту. Продемонстрировав это, Дариус сказал: