В восемь часов утра наш «олдсмобиль» остановился на обочине фунтовой дороги, и мы приготовились к небесному спектаклю: Луна должна была подобраться к восходящему Солнцу. Перед нами простирались окаймленные кленами заснеженные поля, по которым были изредка разбросаны известковые валуны. В ямах на снежной поверхности гнездились темно-синие тени. Кучевые облака, по форме напоминавшие человеческие мозги, медленно плыли на север, но в целом день обещал быть ясным. Мы не выключали двигатель и не выходили из машины, пытаясь согреться. Потоки теплого воздуха с шумом вырывались из отверстий на приборной доске, наполняя салон повторяющимися механическими звуками.
Отец оттянул манжет и взглянул на часы. Я увидел его худое запястье и царапины на месте расчеса.
— Шоу сейчас начнется, — объявил он.
«Сейчас», как оказалось, означало целый час ожидания в холодной машине. Луна медленно, едва заметно, подбиралась к Солнцу. У нас не было ни крошки во рту с самой Миннесоты, и я бы охотно променял затмение на парочку печений «Фиг Ньютон». Но вот наконец темное полукружие Луны стало входить в нимб Солнца. Как будто кто-то откусил кусочек от края солнечного диска. Отец достал из бардачка специальные солнцезащитные очки. Мы нацепили их, и свет сразу изменился: на заснеженные поля легли глубокие синие тени; голые кроны кленов пронизали узкие пучки света. Все было покрыто пятнами.
— Свет становится непостоянным, потому что солнечные лучи проходят через зазубренный край Луны, — объяснил отец.
— Жалко, что мы не взяли с собой горячего шоколада, — сказал я.
Отец взялся за ручку двери со своей стороны, собираясь выходить.
— А можно, я тут останусь? — спросил я. — Мне и тут все эти штуки будет видно. И даже лучше, чем там, потому что ветер не будет дуть в глаза.
Отец ошеломленно уставился на меня. Огромные темные очки делали его какой-то карикатурой на слепого.
— Эти штуки? — переспросил он. — Ты что, думаешь, это фейерверки во дворе? Это небесное явление огромной важности. А ну, вылезай из машины!
Он открыл дверцу, вылез из машины и направился в сторону затмения. Я поплелся следом за его длинной неуклюжей фигурой. Мы тащились по снежному полю, причем он проваливался по колено, а я увязал чуть ли не по пояс. Во влажном воздухе чувствовался запах сосновой смолы. Отец шел вперед, задрав голову к небу.
— Это выглядит как прокаленное стекло, — сказал он, замедляя ход.
Я понятия не имел, как выглядит прокаленное стекло, но мне почему-то представилось, что оно очень светлое. Сквозь солнцезащитные очки все казалось немного плоским и коричневатым. Мы замерли. От Солнца осталась узкая полоска света, сиявшая над темным диском Луны. Мы моргали, глядя на нее. Потом полоска исчезла, и весь мир затопила тьма. Стоящие в ряд сосны превратились в смутный чернильный силуэт. Я слышал, как равномерно и глубоко дышит отец. Выражение лица у него было спокойное, как у молящегося во время службы.
Когда Луна полностью закрыла Солнце, сделалось темно почти так же, как ночью. Я держал руки в карманах, изо рта у меня шел пар. На небе появились яркие звезды, а огромные медленные облака совсем потемнели. Стоя под небом цвета пепла и глядя на холодную Луну, я чувствовал себя как при конце света.
Но вот затмение кончилось. Показалась светлая полоса, корона вокруг Луны стала размытой, и наконец хлынул свет — как будто кто-то поднял вуаль. Отец снял темные очки и, прищурившись, посмотрел на Солнце. Глаза у него были карие, цвета чая.
— Вот, значит, каким оно было, Натан, — сказал он.
— Что «оно»? — не понял я.
— Ну, твое озарение или вроде того.
Повисла долгая пауза.
Подождав некоторое время, я понял, что больше здесь, на снежном поле, ничего не произойдет, повернулся и поглядел на машину.
— Мы вступили в новый день, — сказал отец. — Давай-ка отметим это хорошим завтраком в каком-нибудь городке.
— Мы вчера не ужинали, — заметил я.
В моем голосе звучала обида, которую, казалось, усиливал поднимающийся ветер.
Отец хлопнул меня по плечу и засмеялся, пытаясь таким образом изобразить сочувствие. Затем он посерьезнел и сказал очень отчетливо, вглядываясь в белоснежное пространство:
— Это самый короткий день за всю историю. Поэтому позавтракаем на рассвете. Блинчики с обезжиренными сливками для нашего юного Коперника.