Вскоре после этого Бен и Макс дезертировали: они завели себе подружек. Хуже того, Уит Шупак, главный ремонтник в нашем доме, пригрозил очистить гараж. Мысль о том, что наша коллекция может послужить его «времени вау», мне не понравилась, и потому я сжег журналы в лесу за садом. Я смотрел, как они горели, и чувствовал, что в моей жизни наступает новая эпоха.
12
Отец, как и обещала мама, приехал ко мне в больницу с Уитом. У отца был вид человека, который не понимает, куда попал: он с ужасом смотрел на больничные каталки и людей с забинтованными головами. А когда он вошел в мою палату, то его бледное, да еще и освещенное лампами дневного света лицо показалось мне чуть ли не мертвым. Он молча переводил взгляд с меня на светящиеся лампочки приборов у кровати.
— Привет, маленький индеец! — поприветствовал меня Уит, встав в изножье кровати.
Голос у него был светлый, пунктирный, с оранжевым оттенком.
Отец похлопал маму по плечу и подошел к кровати, подозрительно разглядывая капельницу. Я же смотрел на переплетение волос в его бороде: седые и черные нити, ведущие ко рту.
— Привет, сынок! — сказал он. — Синтия, чего ради тут стоят все эти приборы? Ему не хватает кислорода?
— Постарайся говорить о чем-то хорошем, — попросила его мама. — Говори о чем-нибудь… вообще.
— Отлично, — тут же подчинился отец. — Поговорим об общих вопросах. Натан, тебе, наверное, будет интересно узнать, что Стэнфордский линейный ускоритель… Ты слышишь меня? Синтия, что там капает?
— Просто глюкоза, витамины. Врачи говорят, что он понимает речь, несмотря на шок.
— Эй, парень, я привез тебе подарок! — окликнул меня Уит.
Он вынул маленький сверток и осторожно поставил его на поднос, лежавший у меня на коленях. Я смотрел на золотую фольгу и тщательно подвернутые уголки.
— Разверни! — сказал Уит.
— Он, похоже, не может, — вмешался отец.
— Чепуха! — отрезала мама. Она взяла мои руки и положила их на золотой сверток. — Натан, хочешь порвать эту фольгу и увидеть, что там внутри?
Я кивнул. Уит и отец заулыбались, а мама в сильном волнении приложила руку к горлу. Это был первый знак, что я понимаю их. Мама положила мои руки рядом со свертком и сняла фольгу. Я попытался подвинуть сверток к себе. Пальцы не слушались. Как будто между кожей и суставами образовалась пустота. Наконец я почувствовал, что у меня в руках картонная коробка размером с обувную, и поднял крышку. Внутри лежал вытянутый кусок пластика, прикрепленный к чему-то вроде мотора.
— Сделано с модели, — сказал Уит. — Это точная копия той ракеты, на которой я летал.
— Чудесно! — воскликнула мама.
— Первая ступень еще не отошла, — добавил Уит. — Ракета выглядит как в момент отрывания от Земли.
— А, космический корабль? Отлично! — одобрил отец.
В этот момент все, не исключая и меня самого, совсем забыли, что мне уже целых семнадцать лет.
Уит забрал у меня из рук ракету, изобразил старт и принялся описывать круги вокруг кровати, показывая, как она летает. Ракета то возносилась к потолку, то проносилась мимо моей подушки и резко устремлялась к полу. В конце концов она приземлилась на моем животе. Я засмеялся.
— Натан, ты понимаешь, кто мы такие? — спросил вдруг отец.
— Не торопи события! — цыкнула на него мама.
— Погоди немного, и он справится! — выразил уверенность Уит.
— Ну, я просто хочу удостовериться… — сказал отец.
Он наклонился поближе ко мне, так что я почувствовал тепло и запах из его рта, и попробовал заглянуть мне в глаза. Я смотрел за окно и видел белку, скакавшую с ветки на ветку дерева.
— Натан, посмотри на меня минуточку, — попросил отец. — Ты знаешь, кто я такой? Я твой отец. Я учил тебя алгебре и геометрии на нашей кухне начиная с семи лет. Ты помнишь, как нарисовать параболу? Если помнишь, кивни.
— Сэмюэль, перестань, пожалуйста! — сказала мама.
Отец ухватился за спинку кровати обеими руками. Я показал рукой за окно: мне хотелось, чтобы они увидели то же, что я.
— Смотри-ка, белка! — воскликнул Уит. — Привет, подружка! А толстая какая, а?
— Мы для него чужие люди, — сказал отец. — Вот так, растишь сына, учишь его всему, что знаешь…
— Он слышит тебя, — предупредила мама.
— …и в конце концов выясняется: все зря, потому что время все уничтожает. Мой сын жив, но после аварии у него другое сознание. Вот вам аргумент против доброго Бога. Пожалуйста, вот он, любуйтесь! Нет, я никогда этого не пойму…