«Форд» снова мчался на огромной скорости мимо медных рудников. Поуп тянул пиво, из радиоприемника разносилась песня Хэнка Уильямса «А у меня дырявое ведро».[27] В какой-то момент детали этой поездки стали очень хорошо запоминаться. Все вокруг словно замедлилось. Люди подстригали газоны у своих домов, в воздухе чувствовался запах свежескошенной травы. У дороги стоял перевернутый на седло красный велосипед, колеса его вращались. Немецкая овчарка проводила взглядом наш автомобиль, промчавшийся мимо нее по светлой дороге. Окна в машине были открыты, в ушах свистел ветер, и разносились теплые бодрые звуки песенки Хэнка Уильямса. Это был самый жаркий день лета. Поуп тем временем рассказывал мне о службе во флоте:
— Когда спишь в трюме корабля, это совсем другой сон, чем на суше.
Он отхлебнул пива из банки и вытер рот тыльной стороной ладони. На руках у него росли жесткие седые волосы.
— Когда я вышел в отставку, я никак не мог уснуть в обычной кровати. Тогда твоя бабушка купила пластинку, на которой был записан шум океанских волн, и ставила ее перед сном. А я спал на полу…
Впереди показался грузовик, еще едва заметный, поскольку дорога отсвечивала. Но я разглядел, что у него был прицеп с безбортовой платформой, на которой лежали бревна.
— …и я все время бегал купаться — как ребенок, ей-богу!
«Я видел рыб и видел крабов, танцующих бибоп-бибоп…» — орало радио.
Затем все заглушил скрип тормозов и рев двигателя.
На нас неслась решетка грузовика, украшенная рекламой: «БОРЕЦ ЗА СВОБОДУ».
Я помню, как дед заорал:
— Да что же это, Господи?
Он обращался непосредственно к Богу, обвиняя его в несправедливости.
Следующие несколько секунд оказались столь важными в моей жизни, что я постоянно к ним возвращаюсь, пытаясь прокрутить этот фильм на замедленной скорости. Детали мерцают в моем сознании, а потом прорываются в светлую область. Я слышу разрозненные звуки, аморфные и неясные, похожие на стоны утопающих при кораблекрушении. Удар по радиатору, сильный выброс пара, пикап резко наклоняется. Затем треск и звук тысяч осыпающихся осколков стекла. Поуп Нельсон, вылетающий из кабины через лобовое стекло, как пилот истребителя при катапультировании. Человеческая кровь, пиво, горячая жидкость из радиатора — дождь со всех сторон. Бардачок, держатели для пивных банок, рычаги и указатели с приборной панели — все в одной куче.
Я не знаю, что именно ударило меня по голове. Но я помню, как медленно опустил голову на грудь и почувствовал что-то холодное на затылке. Наступила ли уже в тот момент моя короткая смерть? Я как будто погружался в подземную реку. Если я был близок к смерти, то спрессовалось ли для меня время в одну секунду? Пятнадцать лет спустя я сижу здесь, в своей темной квартире, и смотрю, как некое семейство плещется в бассейне расположенного напротив мотеля. Дети визжат и кидаются в воду, а я думаю: неужели все мы носим при себе свою смерть как бы запакованной, с указанием точной даты и причины смерти? Может быть, все эти годы до катастрофы я носил в себе не скрытый дар или свет гениальности, а мерцание собственной смерти? Может быть, именно это и видели мои родители, когда заглядывали мне в глаза и замечали в моем взгляде что-то необычное.
14
После выхода из комы я стал воспринимать произнесенные слова и некоторые звуки в виде парящих в воздухе цветных фигур. Речь начала возвращаться ко мне уже через неделю, но первое время я никому не рассказывал об этом явлении. Сперва я произносил отдельные слова, потом стал проговаривать с запинкой отрывистые фразы и наконец смог говорить целыми предложениями. Отец воспринял это как знак того, что я полностью реабилитировался, и тут же сообщил мне, что Поупа Нельсона с нами больше нет. Надо было ехать домой в Висконсин: там для меня приготовили место в детской больнице для дополнительного обследования. Кома и тяжелая травма головы заставляли невропатологов относиться ко мне с особым вниманием.
Незадолго до отъезда отец в первый раз вывел меня на прогулку. Лето еще не кончилось, но день выдался по-осеннему прохладный. Больницу окружал лес. В воздухе чувствовался запах дыма: несколько человек в рабочих комбинезонах расчищали неподалеку участок, заросший кустарником и ежевикой. Мы прошли мимо мусоросжигательной печи, где аллея переходила в покрытую гравием узкую дорожку. Во мне переливались через край впечатления от внешнего мира: пение жаворонков, острый запах дыма, прохлада приближающегося вечера.
27