Ученики влюбленными глазами смотрели на Оттен. А она раскраснелась. Спелая прядка выбилась ей на лоб, и строгое платье из черного шифона лишь подчеркивало всю ее стройную, изящную, спортивную фигуру недавней выпускницы Московского государственного педагогического института. Ведь она приехала сюда, в крупный промышленный город Сибири, стоящий на реке Е., впадающей в Ледовитый океан, скорее даже не по распределению, которое доставило ей немало хлопот, а по велению молодого сердца, позвавшего ее туда, где трудно, где со скрипом валится тайга и советский человек заполняет созданное его руками рукотворное море будущей ГЭС, смело вступая в неравную борьбу с природой и обстоятельствами, с пространством и временем!
Учительница, казалось, тоже была довольна тем впечатлением, которое ее простые слова и примеры произвели на ребят. Радостно было ей, что ее труд и знания, которые она получила от маститых московских профессоров, не стали "лежачим камнем" ее жизни, как это случилось, например, с ее бывшей подругой Федорченко, что сразу же после окончания института положила диплом в дальний угол ящика стола и стала стюардессой международных линий Аэрофлота, так как свободно говорила по-английски, немецки, французски, испански, шведски, польски и знала около сотни слов весьма трудного для нее китайского языка. Чжунго нинь хао!
- Однако не следует думать, будто все писатели и поэты прониклись духом освободительного движения,- предостерегла учащихся Нина Сидоровна.Некоторые из них ошибочно идеализировали старину, другие звали к так называемому "классовому согласию", не понимая того, что железный час истории уже пробил и прогресс, несущий освобождение всем угнетенным, всем забитым, всем, говоря словами Достоевского, "униженным и оскорбленным", неизбежен, как неизбежно поступательное движение народов к счастью, свободе, миру. А один из этих поэтов, я не стану называть его фамилию, потому что впоследствии он пересмотрел свои ошибочные взгляды и тоже включился в борьбу, один из этих поэтов... но все было еще в будущем, а пока, когда пелена еще не спала с его глаз, он писал так, создавая идиллическую картину взаимоотношений угнетателей и угнетенных:
Дав оброк, с нас положeнный,
Жизнью мы живем блаженной...
Обратите внимание, что эти глубоко лживые, неискренние слова, написанные от первого лица во множественном числе, якобы претендуют на волеизъявление всего народа, являются якобы голосом народа, чего быть никак не могло в эти мрачные времена, когда крестьян продавали парами и поштучно, на вывод и без земли. Достаточно вспомнить Радищева, чтобы понять: "блаженная" эта жизнь, картина эта - ложь, ложь и ложь!!.
Голос учительницы звенел. Ученики любовно смотрели на нее. Даже стиляга Жуков, который впоследствии стал учителем физкультуры и получил два года за растление с ее согласия четырнадцатилетней ученицы, впервые пожалел о том, что намазал передний край своей первой парты мелом, так как Нина Сидоровна в минуты крайнего эмоционального подъема иногда прислонялась к этой парте выпуклым животом, а потом страшно удивлялась, откуда на ее черном красивом платье эти белые полоски.
Внезапно один из учеников, а это и был наш герой, вдруг загрустил, что не укрылось от цепкого внимания учительницы. Она подошла к нему и потрепала его по круглой стриженой голове с пышным чубчиком, нависающим над его пытливым лбом. Ученик расплакался.
- Ну, что у нас такое случилось? - шутливо заговорила Оттен, хотя у ней и у самой, как говорится, на душе кошки скребли.- Кто нас обидел? И чем мы все...- она обвела взглядом притихший класс,- чем мы все можем поправить положение?
- Нина Сидоровна! - рыдал мальчик.- А вдруг этот поэт правду говорил? Вдруг им и на самом деле было хорошо? Ведь он же не станет врать, вы сами сказали, что он потом сочинил хорошие произведения... Вдруг им было хорошо? Вдруг они любили своих господ, и господа их любили? Ведь они все были р-у-у-с-кие...
Мальчик завыл. Нина Сидоровна опешила. Будучи классным руководителем, она хорошо знала его семью и никогда не ожидала от него ничего подобного. Его отец служил в войсках, мать была инспектором роно, сестра по путевке комсомола занималась освоением целинно-залежных земель, дедушка умер, а сам он был звеньевым, дважды избирался членом совета пионерской дружины.
Однако вскоре все разъяснилось. Мальчик упал в обморок и лишь бессвязно лепетал нечто из того, что недавно слышал на уроке, но уже с правильных позиций. Ему смерили температуру и ужаснулись - она составляла 39,9° по Цельсию.
В те времена грипп, этот ужасный бич второй половины XX столетия, многим был еще в новинку и его еще не умели как следует лечить. Еще не было интерферона, олететрина, ремантадина и других лекарств. Не было атомных станций. Определенный недостаток имелся и в антибиотиках.
Но эти времена безвозвратно канули в прошлое. Мальчик вырос и по праву занял свое место в обществе. Недавно его выдвинули на Доску почета и наградили премией по итогам года в размере 211 рублей 14 копеек. Ведь жизнь ярче и полнее всякой выдумки. И пусть это сказано не нами, но это сказано для нас и по праву принадлежит нам, как и все остальное, что есть вокруг.
А Нина Сидоровна служит теперь редактором в издательстве и помогает авторам выпускать много нужных, полезных книг.
ГЛАВА 1963
Сын офицера
В тот день, на стадионе, отец дал мне горсть сальных пятаков и трояшек. Я засунул их в рот и стал катать языком. Вскоре я, конечно, посинел и стал хрипеть. Меня держали за ноги, как Буратино, уговаривали, ласкали, но все напрасно, пока не прибежала грязная старуха-болгарка. Она сильно стукнула меня по спине, и я выплюнул в пыль мокрую медь. Старухе дали денег. Она собрала грязную мелочь и пропала.
Рядом с пустырем стояла воинская часть, а еще дальше в степи жили заключенные. Мы ходили в степь, она была сухая и растрескавшаяся, как плитка столярного клея. В степи росли жесткие глянцевые колючки прямо на белесых пятнах, которые назывались солончаками.
Мы уходили в степь с восторженным казахским мальчиком. Я брал солдатский котелок с водой, которую бережно заливал в нору тарантула, и сразу же отбегал на приличное расстояние, потому что из норы вылетал страшный маленький разъяренный клубочек. Мальчик кидал в него кирпич и лишь потом храбро давил коричневой пяткой. Как-то он увидел у меня перочинный ножик и захлебнулся от радости:
- Тарантулов резать будем!
Но я был иного мнения и вежливо отказался.
Первый раз меня обидели в детском саду, где заведующей работала моя мама. Я превосходно играл на барабане и всегда шел впереди колонны детей, черненький, в белой маечке. Но росту я был малого, и однажды меня всунули в середину, между двумя пузатыми дураками. Это очень нелегко - стоять с красным барабаном чуть не в конце, и я заплакал от глупости, унизившей меня и барабан.
В те годы хорошо праздновали День шахтера. В парк съезжались казахи и русские, ставили шатры, где варили барашка. Кричали, свистели, дудели, а потом напивались водки.
В детский сад пришел старый шахтер-стахановец. Он был слегка пьян и поэтому не знал, с чего начать. Начал и кончил он очень просто вместе с тем немного непонятно:
- Вот вы, дети. Живете очень хорошо и играете в красивые игрушки. А нам, бывало, как всыплют по заднице,- (воспитатели переглянулись),- так пух и вата летит. Так чтоб вы это знали и не боялись.
Потом он сфотографировался с нами. Я сидел рядом с ним и до сих пор помню его колючий форменный китель. От старика пахло водкой, и он обнял нас всех. Сейчас эта фотография в моем столе. На днях я отыскал ее и поразился. Оказывается, на стене стоит во весь рост и приятно улыбается картинный товарищ Сталин.