– Подожди! – крикнул вслед Адам Пэтч. – Хочу с тобой поговорить.
– В чем дело, сэр?
– Присядь. Останься на вечер.
Несколько смягчившись, Энтони снова занял прежнее место.
– Простите, сэр, но вечером я встречаюсь с Глорией.
– Как ее зовут?
– Глория Гилберт.
– Из Нью-Йорка? Одна из твоих знакомых?
– Она со Среднего Запада.
– А чем занимается ее отец?
– Работает в целлулоидной корпорации или тресте, что-то в этом роде. Они из Канзас-Сити.
– Свадьба будет там?
– Нет, чего ради? Мы думаем пожениться в Нью-Йорке, тихо, скромно.
– А что, если устроить свадьбу здесь?
Энтони пребывал в нерешительности. Предложение деда не слишком привлекало, и все же следовало проявить благоразумие и по возможности попытаться пробудить в старике личный интерес к их с Глорией супружеской жизни. Кроме того, Энтони слегка растрогался.
– Очень любезно с вашей стороны, дедушка, только ведь это доставит множество хлопот.
– Вся жизнь состоит из сплошных хлопот. И твой отец здесь женился, только в старом доме.
– Но мне казалось, он женился в Бостоне.
Адам Пэтч задумался.
– Ты прав. Он женился в Бостоне.
Энтони стало неловко за попытку поправить деда, и он тут же загладил оплошность:
– Я поговорю с Глорией. Лично мне предложение нравится, но вы же понимаете, нужно посоветоваться с Гилбертами.
Дед с глубоким вздохом прикрыл глаза и устроился поглубже в кресле.
– Торопишься? – спросил он уже другим тоном.
– Не очень.
– Интересно, – начал Адам, устремив спокойный подобревший взгляд на шелестящие за окнами кусты сирени. – Интересно, задумываешься ли ты когда-нибудь о будущем?
– Ну… иногда.
– А вот я много размышляю о том, что будет дальше. – Его глаза затуманились, но голос звучал отчетливо и уверенно. – И сегодня сидел здесь и думал, что нас ждет в будущем, и вдруг вспомнился один день почти шестьдесят пять лет назад, когда мы играли с младшей сестренкой Энни вон там, где сейчас стоит летний дом. – Старик показал на большой цветник, на глаза навернулись слезы, и голос дрогнул. – Мне приходят в голову разные мысли… по-моему, тебе следует больше думать о будущем. Нужно быть… более уравновешенным и целеустремленным… – он замолчал, подыскивая нужное слово, – проявлять больше трудолюбия, что ли…
Тут выражение его лица переменилось, захлопнувшись, словно капкан, и когда Адам Пэтч снова заговорил, от былой мягкости в голосе не осталось и следа.
– Кстати, я был всего на два года старше тебя, – проскрипел дед с хитрым смешком, – когда отправил в богадельню троих членов правления компании «Ренн и Хант».
Энтони вздрогнул, окончательно смутившись.
– Ладно, прощай, – неожиданно заявил Адам, – а то опоздаешь на поезд.
Энтони покидал дедовский дом с чувством величайшего облегчения, испытывая странную жалость к старику. И не из-за того, что богатство не могло вернуть «ни молодость, ни хорошее пищеварение», а потому, что он попросил Энтони устроить свадьбу у себя в доме, а еще потому, что дед забыл некоторые подробности, касающиеся свадьбы собственного сына, которые следовало помнить.
Ричард Кэрамел, являющийся одним из шаферов, в последние недели доставил Энтони и Глории немало неприятностей, постоянно перетягивая на себя всеобщее внимание. «Демонический любовник» вышел в свет в апреле и сразу же вмешался в плавное течение их романа, как вмешивался, можно сказать, во все, с чем соприкасался его автор. Произведение представляло собой в высшей степени самобытное и довольно витиеватое и затянутое описание похождений некоего донжуана из нью-йоркских трущоб. Как еще раньше отметили Энтони и Мори, а впоследствии и наиболее благосклонно настроенные критики, во всей Америке не нашлось писателя, который с такой мощью описывал полные первобытной грубости нравы этого общественного слоя.
Некоторое время книга лежала на полках, а потом неожиданно «пошла». Издания, сначала малым тиражом, а потом все больше и больше, следовали одно за другим чуть ли не каждую неделю. Представитель Армии спасения объявил книгу циничным искажением всех тенденций духовного подъема, которые имеют место среди обитателей «дна». Хитроумные рекламные агенты распустили не имеющий под собой почвы слух, что «Джипси» Смит возбуждает уголовное дело о клевете, так как один из главных героев романа является уродливой карикатурой на него самого. Книгу изъяли из публичной библиотеки в Берлингтоне, штат Айова, а некий обозреватель одной газеты на Среднем Западе намекнул, что Ричард Кэрамел находится в лечебнице с приступом белой горячки.