Только через два дня блужданий по Барселоне я сумела найти попутку до Валенсии, а уже там служащая из пресс-бюро правительства подыскала для меня машину, на которой я могла добраться до Мадрида.
— Поедете вместе с Тедом Алланом. Это молодой канадец, новобранец из интернациональных бригад, — пояснила она; интербригадами назывались вооруженные подразделения, в которых на стороне республиканцев сражались иностранцы. — Тед снимает фильм о хирурге, который основал одну из первых на фронте мобильных станций переливания крови.
Когда при знакомстве я обратилась к своему попутчику «мистер Аллан», его усталое лицо моментально осветилось улыбкой.
— Можно просто Тед.
— Вы не похожи на просто Теда, — пошутила я. — Вы больше похожи на мистера Аллана. Или на просто Аллана.
Он непринужденно рассмеялся, хотя после нескольких месяцев в интернациональных бригадах у него было достаточно причин потерять эту способность.
— Да вы никак ясновидящая! А ведь вы правы: на самом деле меня зовут Алан. Алан Херман.
— Значит, вы сменили не только имя, но и фамилию? — спросила я и откинула волосы со лба.
Небрежно этак откинула со лба свои золотистые волосы — жест, который мой отец счел бы постыдным.
— Ну да, я люблю перемены, — кивнул Тед.
Я позволила себе пристально посмотреть ему в глаза. Мне было интересно, что в действительности представляет собой этот симпатичный парень из Монреаля, который захотел стать героем Испании. Молодой, смышленый, с черными, как у цыгана, глазами, энергичный, уверенный в себе и в то же время лукавый — перед такими мне всегда трудно было устоять. Помимо съемок фильма о подразделении по переливанию крови, Тед писал репортажи для канадской газеты и работал на радио Мадрида.
— И что же сподвигло такую симпатичную девушку приехать сюда и рисковать жизнью, помогая испанцам? — спросил он.
— Я из Сент-Луиса. — (Он снова рассмеялся.) — И я люблю жизнь, — добавила я.
В этот момент я вдруг вспомнила Бертрана и подумала, что этот парень, Тед Аллан, если не держать ситуацию под контролем, тоже на какое-то время может завладеть моим сердцем.
За нами приехал «ситроен» с водителем-испанцем и матадором Сидни Франклином на пассажирском сиденье. Похоже, они основательно затарились: я увидела в автомобиле две пишущие машинки, полдюжины свиных окороков, кофе в таком количестве, что его хватило бы, чтобы долететь до Юпитера, ящик с апельсинами, лимонами и лаймами и банок пятьдесят мармелада. А еще сливочное масло.
Во всей округе нет масла? Можете положиться на Эрнеста Хемингуэя — он найдет. Или пошлите вместо него Сидни Франклина.
— Марта, — вместо приветствия сказал Сидни.
Он произнес мое имя отрывисто, как коренной житель Нью-Джерси. Одно только имя, но этого хватило, чтобы выразить неприязнь, которую я ощутила еще в Нью-Йорке.
— Что ж, чувствую, будет та еще поездка, — заметила я. — С Сидни Франклином из Бруклина, чья настоящая фамилия Фрумкин, и с Тедом Алланом, который на самом деле Алан Херман из Монреаля.
Я мельком глянула на Теда. Мне хотелось, чтобы он рассмеялся, и в то же время я немного этого опасалась. Подшучивать над Сидни было рискованно: он запросто мог вырубить шутника одним ударом. Нет, он, конечно, не супермен, но как-никак матадор, причем очень хороший. И если здесь, в Испании, Сидни Франклин был у Эрнеста мальчиком на побегушках, то это немало говорило о самом Хемингуэе.
Сидни достал из кармана носовой платок и высморкался.
— Рад знакомству, — сказал ему Тед. — Одну минуту, сейчас мы с Марти устроимся сзади.
И мы с Тедом, прихватив наши пожитки, протиснулись на заваленное багажом заднее сиденье. Дорога бежала по прибрежным горам и уходила к белесым холмам и полям Ла-Манчи. Печка в «ситроене» грела слабо и находилась далеко от нас, но мы обратили тесноту в свою пользу: сидеть, прижавшись друг к другу, всегда теплее.