Помочь Эмилю!
Мой друг по-прежнему лежал на дне лодки, там же, где сбила с ног стрела. Я взглянул ему в лицо — и испугался еще сильнее: Эмиль был совсем белый, словно окружающий туман, и казалось, совсем не дышал; в плече, ближе к ключице, похожий на какой-то уродливый куст-сорняк, торчал алый хвостовик стрелы. Почему я стою, надо же что-то делать! Руки заскользили, когда я попытался приподнять бесчувственное тело — одежда была странно мокрой и липкой. Богиня, он же истекает кровью!
Бежим!
Нестерпимо захотелось убежать — неважно куда, лишь бы подальше от этого страшного места и мальчика, который вот-вот умрет. Убежать и спрятаться, и пусть все это будет без меня, пусть я ничего не увижу! Я же не виноват, я всего лишь мужчина! Я…
Желание сейчас же, не рассуждая, прыгнуть за борт оказалось настолько сильным, что пришлось напрячь все тело — несколько раз, словно выдавливая из глубины скопившуюся трусость. Глубокий вдох, задержать дыхание, медленный выдох… неужели помогает? Пальцы по-прежнему мелко дрожали, когда я расстегивал пуговицы рубашки. Если нет бинта, можно использовать одежду, порвав ее на длинные ленты — кажется, так говорилось в той книге?
Хорошие мальчики никогда не рвут свою одежду!
Плохой мальчишка!
Богиня, что же это со мной…
Сначала нужно вынуть стрелу. Или — наоборот, не надо? Если вытащить острие из раны, кровь пойдет еще сильнее, но иначе мне не закрыть рану повязкой. Ой, а как ее делать, ведь стрела вошла в плечо, не в руку, повязка соскользнет…
Эмиль глухо застонал — и я понял, что еще немного, и мой приятель умрет. Умрет прямо сейчас, здесь, а я так и не попытаюсь помочь ему. Я так и буду плыть в лодке наедине с мертвым телом, потому что вытолкнуть труп за борт не хватит смелости. Плыть в этом белесом тумане, долго, очень долго… его тело будет гнить и распадаться, а мы будем плыть…
…всю жизнь, вечно. Это будет твоим наказанием за неповиновение Богине, мерзкий мальчишка!
- Пошла на х…, дрянь! Дура!
Я надеялся, что голос прозвучит хоть немножко грозно — но вместо этого издал беспомощный и отчаянный щенячий писк. И все же самое страшное было сказано; то, что нигде и никогда нельзя говорить женщине. Даже просто женщине — не то что Богине!
- Я не верю в тебя! Отстань!
Вот сейчас, сейчас ЭТО случится, и я буду наказан за неслыханное преступление. Сейчас… я вжал голову в плечи…
А потом — выпрямился и непослушными от ужаса пальцами взялся за твердый хвостовик.
Знак Карающей Стрелы.
Этот символ видел каждый ученик, подходя утром к дверям школы. Ярко — алая, цвета крови, стрела, пронзающая отвратительное многоголовое чудовище. Знак, установленный Святой Маргаритой для Ордена Сестер — карающая стрела, направленная в самое сердце богомерзкого мужского владычества. Гроза для дикарей внешнего мира, и защита для нашей Обители. Ну а я видел его еще чаще, с детства, сколько себя помню…
Мама любила сажать меня к себе на колени — хоть такие нежности и не положены для женщин. И я рассматривал маленький Знак, пришитый на отвороте ее одежды. Красное с черным — на белом фоне. Помню, мне было немного жаль страшное чудище — ведь ему же больно! Я сказал об этом Маме, и Дядя нахмурился — но Мама только рассмеялась. И погладила мои волосы.
Мама…"
- Нет, действительно интересно, — Юля подняла глаза от листа, — Что-то смутно напоминает. Тебе не кажется, Алинка? "Горная обитель", знак Карающей Стрелы… Прямо фантастика — и все же что-то знакомое.
Алина фыркнула и бросила на подругу выразительный взгляд.
- И эту женщину еще зовут отличницей… Вот всегда у вас, зубрил, так — затвердить, не думая, для экзамена.
- Ну ладно тебе, не тяни!
- Нет уж, напряги память, отличница. Середина двадцать первого столетия, движение неофеминисток… Исследовательский центр "Горная обитель"… ну?
- Ох, елки-палки! Ну конечно же, Дальневосточная комунна. Обкурившиеся "фемины" проникли в научно-исследовательский центр, пробрались в центральную лабораторию, заперлись — и пригрозили рвануть установку, если их не оставят в покое. Типа они начинают новую жизнь, свободную от мужчин, чем покажут пример всему миру… Большая часть персонала, как на грех, оказалась в отпуске… или наоборот, к счастью. Умные головы в Совете подумали-подумали — и решили оставить. Сколько они там продержались?