– Я не злюсь. Просто волнуюсь. Если его поймают, то выгонят из лиги.
И это будет означать конец его мечте о профессиональных соревнованиях в Абсолютном бойцовском чемпионате[3].
Начав встречаться, мы разговаривали с Ридом по ночам, мечтая вслух. Что он будет получать звания MMA, пока его потенциалом не заинтересуется какой-нибудь спонсор или широко известный тренер. Что я буду играть в футбол за Дивизион I, а после окончания школы меня выберут для профессиональной игры.
– Он делает это ради меня, – тихо произносит Тесс.
– Ты не можешь винить себя. – Сражаюсь с молнией, пока она не застегивается. – Рид сам делает выбор. Никто не указывает ему, что делать.
Она улыбается.
– Кого-то мне это напоминает.
– Приму это за комплимент.
Тесс смеется, и ее голубые глаза загораются. Они с Ридом совсем не похожи, но потрясающие голубые глаза у них одинаковые. Голубой океан – как на фотографии с моими бабушкой и дедушкой на пляже Кубы, до их иммиграции в США. Я ни разу в жизни не видела такой голубой воды.
Направляясь к выходу, замечаю дыру в гипсокартоне за входной дверью.
– Что произошло? Как будто кто-то пробил в ней дыру.
Ее взгляд устремляется к дыре.
– Близко. Они с Ти Джеем дурачились, когда Рид открывал дверь. Ти Джей бросился на него, и они так сильно навалились на дверь, что она распахнулась и ручка вошла в стену. Мама не обрадовалась и заставляет Рида починить ее.
Что-то в этой дыре не так, но я не могу понять, что именно.
Тесс открывает дверь, в коридоре стоит ее мама и возится с ключами.
Миссис Майклс ахает.
– Я не слышала, что вы идете.
Круги под ее глазами темнее обычного. Наверное, возвращается с двойной смены в кафе. Тесс придерживает для нее дверь.
– Спасибо, милая. – Мама плетется внутрь, как будто ходит во сне. Пытается повесить ключи на крючок, но промахивается, и они падают на пол.
Я спешу поднять их.
– Извините. Не знаю, что со мной.
Миссис Майклс зевает.
– Ты работала восемнадцать часов подряд и устала, – говорит Тесс и убегает на кухню.
Ее мама улыбается мне.
– Как у тебя дела, Пейтон?
– Все хорошо.
Даже лучше. И я вдруг чувствую себя виноватой. Тесс возвращается с чашкой кофе и отдает ее маме.
– Спасибо.
Миссис Майклс опускается на диван, делает несколько глотков кофе и ставит чашку на край стола.
– Тебе еще что-нибудь нужно, пока я не ушла? – спрашивает Тесс.
– Нет, все в порядке. – Мама Тесс развязывает фартук и кидает его на стул. – Идите в школу.
Она откидывает голову на спинку дивана и закрывает глаза.
Мы на цыпочках выходим из квартиры, и Тесс запирает за нами дверь. К машине она идет по краю тротуара, словно по канату, ставя один потертый ботинок перед другим. Очевидно, она еще не слышала про университеты.
Теперь я жалею, что оставила письмо на пассажирском сиденье.
Когда мы доходим до машины, я стараюсь сесть первой и убрать его, но Тесс быстрее меня. Она поднимает письмо и открывает его.
– Подожди… – Я тянусь за ним, но она уже читает.
– Черт побери. – Она смотрит на меня. – Ты поступила! Почему ничего не сказала?
– Хотела сказать лично, но показалось, что момент неподходящий.
Она закрывает письмо и кладет на приборную панель.
– Почему? Потому что я жалею себя?
– Тесс…
– Прекрати. Это самое важное событие. – Она берет меня за плечи и трясет. – Ты поступила в университет Северной Каролины! Ты станешь следующей Алекс Морган!
При упоминании моей любимой футболистки я широко улыбаюсь.
– Сомневаюсь, но не сглазь.
– Нельзя сглазить неизбежное. – Она отводит взгляд. – Опережая твой вопрос, мне ничего не пришло, и я в порядке.
– Волноваться совершенно нормально.
Тесс прислоняется головой к окну.
– А что, если мне вообще не предложат стипендию?
– Письма разослали всего два дня назад. Многие ждут, – напоминаю ей. – И это лишь первый этап академических стипендий. Ты поступишь благодаря своему среднему баллу и оценкам за тесты.
Мы обе знаем, что она вряд ли получит футбольную стипендию. Тесс хорошо играет, но на поле не выделяется так же, как в классе.
Она начинает что-то говорить, но я добавляю:
– И я говорю это не потому, что ты моя лучшая подруга.
– Среднего балла и оценок за тесты может быть недостаточно.
– Ты еще поешь в хоре и являешься членом комитета по созданию ежегодников, и это впечатляет, учитывая, что ты – самая настоящая убийца рифмы, и твои единственные фотографии – селфи. – Уголок ее рта ползет вверх, поэтому я продолжаю: – К тому же у тебя в два раза больше часов общественных работ, чем у всех нас.