Выбрать главу

Она как раз ставила блюдо с солониной на специальный поднос и давала Фло инструкции, когда ей вдруг показалось, что мама задышала как-то иначе. Как будто бы в ее дыхании слышался призвук чего-то еще… «Нет, — подумала Нина, — не сейчас. Не сегодня».

Она сказала об этом Фло, но та ответила:

— Не надо волноваться, спокойно идите. Я о ней позабочусь.

«Да неужели?» — мысленно спросила Нина. Это был один из самых тяжелых моментов болезни Миры: Нине приходилось доверять совершенно чужим людям.

И тут в дверь квартиры «21 L» позвонили. Нина открыла. На пороге собственной персоной стояла Бася Беленкова, бывшая домработница Миры и ее землячка, тоже из «старой Одессы». На Басе была шуба и сетчатый шарф с блестками (она, как и Мира, любила блестки). И шуба, и шляпа Баси были припорошены снегом.

— Метель становится все сильнее, — сказала Бася. — Я подумала — посижу с Мирой.

Нина поцеловала старушку в сморщенную щеку, на которой было столько морщин, как будто бы Бася спала не на подушке, а на рыбацкой сети. Бася не умела ни читать, ни писать; она была истинным эмиссаром из прошлого. Когда она работала на Нинину маму, та давала ей инструкции, вырезая фотографии продуктов из рекламного буклета соседнего магазина, и Бася покупала «по картинке». Женщина она была низенькая, коренастая и носила тяжелые боты с меховой оторочкой. Казалось, что она явилась прямиком из родной деревни, чтобы защитить свою подругу и благодетельницу.

Нина в жизни никому так не радовалась. Не о чем волноваться, если вахту несет Бася. Старая женщина готова была охранять ее маму до последнего.

— Я немного боюсь оставлять маму, — призналась Нина, — но это такой важный вечер.

Бася посмотрела на Миру: та не ела солонину, а дремала, поджав губы. Бася прислушалась к ее дыханию и посмотрела на Нину.

— Иди, — сказала она, — твоя мама не покинет нас сегодня.

Проинструктировав обеих женщин, чтобы они непременно звонили, если что-то «изменится», Нина согласилась идти. Она поцеловала маму. Та улыбнулась, когда Нина сказала: «Маммала», и даже смогла ответить: «Учинка». Нину беспокоил мамин затуманенный взгляд, едва заметный сбой дыхания, который только она, Нина, ощущала. Она взяла маму за руку — как будто бы просто в знак привязанности, — а сама прощупала у нее пульс. Шестьдесят. Совсем неплохо.

— Учинка, — сказала Мира. — Учинка, тучинка.

«Тучинка» убедила Нину — наверное, она действительно может идти. Нина опять почувствовала жуткую нерешительность: а что если — несмотря на Басю, которая охраняет маму от смерти лучше всякого бульдога, — мама все-таки умрет или впадет в кому, пока Нина в гостях? Сможет ли она жить с такой болью?

Нина подержала маму за руку: рука была холодная, кожа тонкая… Мира никогда бы не оставила ее, Нину, если бы это она умирала. «Но, возможно, — подумала Нина, — в этом и есть разница между матерями и дочерьми». Мать останется в этой комнате. Мать никогда не уйдет. Но дочери придется уйти… к тому же мама наверняка хотела бы, чтобы дочь встретилась с подругами. Разница между ними еще и в этом: Нина знала, что мама никогда бы не попросила ее «принести себя в жертву».

Нина поцеловала Миру в щеку. Даже если она, Нина, когда-нибудь родит ребенка, мама об этом так и не узнает. Вполне вероятно, что Нина останется бездетной, но мама не будет знать и об этом. Возможно, заботясь о маме, Нина ближе всего подошла к чувству материнства, которого ей пока не суждено было испытать… Так, может быть, ей все-таки остаться с мамой?

Что-то, но только не осознанное решение, вынудило Нину выйти из комнаты, из квартиры, из дома. Чем дальше она уходила от мамы, тем быстрее были ее шаги. «Просто будь там, когда я вернусь», — мысленно попросила она и нажала на кнопку лифта.

И вот Нина оказалась за пределами башен «Объединенного проекта», вокруг которых вился снег, словно стремившийся окутать дома огромным полотнищем развевающейся белой марли. Снег был подсвечен прекрасным лавандовым сиянием, и Нина испытала облегчение, когда шла, повеселевшая, в водонепроницаемых ботинках на меху, к автобусной остановке. Нине повезло: сквозь кружево падающего снега заблестело золото фар, и у остановки затормозил экспресс до Манхэттена. Крепко держа подарки и шоколадный торт-суфле, упакованный в коробку и водонепроницаемый полиэтиленовый пакет, Нина запрыгнула в автобус и помчалась на встречу с подругами.